Василий Темный. Борис Тумасов

овт был глух к словам князя Бориса и долгие переговоры ничего не дали.

      Смотрел тверской князь на Витовта, видел довольного собой упрямого старика, великого князя. Но это был уже не тот Витовт, какой водил полки и покорял земли и города Руси. Перед ним сидел обрюзгший, седой человек с выбритыми до синевы щеками и повисшими усами.

      Однако Борис понимал, великий князь литовский пока в силе немалой и не следует вызывать его гнев. Русь не в силах противостоять воинственной Литве и коварству Польши.

      Надо выжидать, и наступит время тверского княжества. Но сколько ждать? Было время, когда единились удельные князья и сообща выходили на Куликово поле против хана Мамая…

      Тронув коня, Борис поскакал вслед за отъехавшими товарищами.

      Копыта стучали по замерзшей, припорошенной земле, отбрасывая комья снега и земли.

      По правую руку прилепилась к дороге корчма. Она уже курилась, и тоненький дымок тянулся над соломенной крышей.

      Несмотря на ранний час, корчмарь уже дожидался первых посетителей.

      За поворотом Борис настиг обоз тверичей: розвальни, груженные провизией и зерном для лошадей, розвальни с гриднями², притороченными конями. На передних розвальнях сидели воевода Холмский и княжий дворецкий, боярин Семен. А далеко впереди виделся княжий возок.

      Борис придержал коня, легко перескочил в розвальни воеводы и дворецкого. Умащиваясь, крикнул:

      – Теперь и домой с Божьей помощью.

      Долго сидел молча, прислушиваясь к скрипу санного полоза. Дорога серая и мысли мрачные – попусту съездили. Хотя и отъезжая в Вильно, не слишком верил в удачу.

      Поднял глаза, сказал, ни к кому не обращаясь:

      – Из Вильно выбрались, что дома меня ждет? Какую жену привезут? Поглядим.

      Воевода Холмский рассмеялся:

      – Те, княже, поделом и старую, коли сам не удосужился невесту поглядеть. Да ты поспрошай боярина Семена, он в Суздаль ездил.

      Дворецкий хмыкнул:

      – Ты, княже Борис, не страшись, дурку не засватал. Привезут, поглядишь.

      Ездовый прикрикнул, и сани побежали резво. Поехали в полном молчании…

      О княжне суздальской Борис услышал прошлым летом, когда проезжал через Суздаль в Ростов. Саму княжну повидать ему не довелось, однако, воротившись в Тверь, заслал сватов.

      Ростов и Суздаль ему нравились. В свое время они были стольными городами. Затем их сменил Владимир. На Клязьме сходились торговые пути на Волгу, а уже по этой могучей реке плыли в края далекие, богатые и таинственные земли Востока.

      Но вот явились татаро-монголы ордами неисчислимыми, разоряли Русь, и зачахла торговля, медленно угасло величие Владимира…

      Но тому минуло почти сто лет. А когда князь Борис из Суздаля и Ростова ехал, он почему-то о суздальской княжне думал…

      Дорога пролегала землями мещерскими, где проживал народ мирный – мещера, растили хлеба, охотились, бортничали³, селились немногочисленными деревнями, платили выход Орде, выплачивали дань боярам, скрывались по лесным глухоманям, за хлябями болотными, выкладывая по топям тропу слегами сосновыми.

      Иногда дорога вырывалась на поляну и снова уводила в лес. Поглянет Борис на эти красоты, а мысль неотвязная на суздальскую княжну перекидывалась.

      Но то случилось прошлым летом, а ныне зима, и он, князь тверской, из Литвы домой добирается…

* * *

      Дорога из Литвы дальняя. Сначала она тянулась террасами реки Нарис и впадениями в нее реки Вильняс. Потом заснеженными полями литовских крестьян и частыми перелесками.

      Давно уже поднялось солнце, осветило где-то там темнейший лес, встречные деревеньки. Иногда тверичи видели крестьянские телеги, груженные всякой живностью, возы с сеном. Все это литовский крестьянин вез в Вильно на рынок.

      В Вильно, в замке, где большую часть своей жизни проводил великий князь литовский Витовт, всегда было малолюдно. Лишь иногда залы его оглашались музыкой и гомоном гостей. Такое бывало, когда съезжалась знать из многих земель Польши и Литвы.

      Борис убежден, поляки способны разве что на шумные драки. Того же мнения были и ехавшие с князем воевода и дворецкий.

      Недолго поговорив об этом, тверской князь вдруг сказал:

      – Я долго убеждал Витовта не разорять порубежные земли русские, не брать их на Литву, как случилось с Витебском, Смоленском. А паче всего не касаться веры нашей православной. Ее даже ордынцы не посмели нарушить. Но Витовт неумолим, он знает трудности наши, удельную Русь чует. Ох уж эта удельщина!

      Холмский заметил:

      – Ты, князь Борис, истину изрек, и не признаться ли те, что вы, тверские князья с московскими, главные усобники, разорители земли русской?

      Борис хмыкнул:

      – Так ли уж?

      Воевода покосился:

      – Мне не веришь, княже, поспрошай у боярина Семена.

      Дворецкий рукой махнул:

      – Орда и Литва