Как-нибудь проживем! Книга стихотворений. Геннадий Васильев

ледяное вино.

      …Почтив, как смогли, Ататюрка

      (Кемаль Мустафа, мы с тобой!),

      летят перелетные турки

      назад, из Бельдиби, домой.

      Там снова ставрида на ужин,

      которую лопать нельзя.

      Нам ужин турецкий не нужен!

      Холодного дайте язя!

      Назидание кошке Машке в то время, как мы находились в Турции, а она, будучи дома, кусала Елену Гусеву

      Турецкие кошки, Маша, не то что наши:

      и тело у них – не тело, и шерсти – клок.

      Живут, где попало. Едят такое, что, Маша,

      твой организм никогда б усвоить не смог.

      Зато как изящны, Маша! Зато как томны!

      Сколько свободы в движеньях хвостов и лап!

      Так, как будто бы весь этот мир картонный

      для них одних специально создал Аллах!

      Они, снисходя, позволяют себя погладить.

      Они говорят нам (кошачий язык един):

      «Вы б лучше пожрать догадались чего наладить!

      Мы хоть и изящны, но иногда едим».

      Такое вот, Маша, дело – чужое тело.

      Ты по сравнению с ними так велика,

      что, захоти сравняться, не похудела б.

      Не получилось бы. Не смогла бы никак.

      Но это неважно. Что нужно от кошки людям,

      пускай мала она или пусть велика?

      «Мур-мур!» – и ладно. И мы тебя, Маша, любим

      за то, что ты говоришь на всех языках.

      Вот так-то, Маша.

      Но мысль я продолжу далее.

      Если ты будешь кусать наших гостей,

      мы отправим тебя самолетом «КрасЭйр» в Анталию,

      чтобы знала ты: мир состоит из разных частей.

      «Мой телефон молчит, как сука…»

      Мой телефон молчит, как сука,

      поджавши свой плетеный хвост.

      Хотя б вполголоса, вползвука

      он до меня тебя донес.

      Хоть шелест твоего дыханья,

      хоть смех. Хоть плач, в конце концов!

      Не донесет. Его молчанье

      насмешкой дышит мне в лицо.

      Я ненавижу эту муку.

      От воскресенья до среды

      мучитель мой молчит. Ни звука.

      Ни избавленья, ни беды.