Как-нибудь проживем! Книга стихотворений. Геннадий Васильев

руга двигая плечами,

      сгорая пестрыми свечами

      на вечном поприще своем.

      Когда мы, замкнуты в стенах,

      глаза любимых ищем рядом, —

      еще нам большего не надо,

      еще на «ох!» не сменим «ах!»

      Когда волнами ходит кровь

      и мысль разламывает череп, —

      еще нам белый свет не черен,

      и сладок пир, и тесен кров.

      Еще друзей терять не жаль

      и обретать врагов не поздно.

      По-прежнему сиренев воздух.

      По-прежнему лилова даль.

      Но отшумит листва любви,

      зашелестят шаги по саду,

      и двор с кладбищенской оградой

      остынет инеем в крови.

      И в небо зимнее споем

      последний, лебединый выдох.

      Но вместо «Господи, не выдай!» —

      «Как расточительно живем!»

      Амнезия

      Нам кажется, что человек уходит,

      а он себя в другой судьбе находит.

      Как будто бы дорогу переходит:

      нырнет себе в подземный переход

      и, улицу так прострелив навылет,

      он выйдет, на затылок шляпу сдвинет,

      из портсигара сигарету вынет —

      и время обретет иной отсчет.

      Для нас оставшись долгим отраженьем,

      он заново начнет свое движенье

      в другом, уже не нашем измереньи,

      в иных, уже не этих временах.

      А мы над отражением уроним

      слезу, и постепенно посторонним,

      а если быть точней – потусторонним

      он станет нам.

      И в этом нет коварства никакого.

      Он проживет и трезво, и толково,

      а может быть, смешно и бестолково

      свой путь пройдет.

      И не волненье – только тень волненья

      души его коснется на мгновенье:

      ему приснится странное виденье —

      дорожный знак, подземный переход.

      Привычка размышлять не даст покоя.

      «Подземный переход – ах, что такое?» —

      И до мозолей лоб сотрет рукою,

      и до утра – впервые – не уснет.

      Мы были в Киеве

      1

      Мы были в Киеве. Стоял сентябрь-октябрь —

      пора исходов, урожаев и кончин.

      Мы были в Киеве, и потому хотя бы

      нам было грустно без особенных причин.

      Шурша страницами «новейшего завета»,

      припав к теории изглоданным сосцам,

      терзались практики, совет держа с Советом

      у стен вельможных Мариинского дворца.

      Мы были в Киеве, а Киев шел в загранку.

      Разинув варежки, мы провожали клин.

      Галдя по-птичьи, улетали эмигранты,

      роняя перья преждевременных седин.

      Стоял сентябрь-октябрь. Была непрочной вера.

      Ленились дворники и улиц не мели.

      И произнес вдруг Ленин голосом Бандеры:

      «Ласкаво просимо, кляти москали!»

      И от Крещатика, от Ленина опального,

      от старой Лавры не надолго – навсегда —

      увез троллейбус нас, шкатулка музыкальная,

      рогами прочно подпирая провода.

Осень, 1991

      2

      На кукурузные початки

      похожа старая брусчатка.

      Идем, початки те поклевываем,

      на расстояния поплевываем.

1991

      3

      Андреевский спуск

      На Андреевском художник

      предложил нам пустячок.

      Может, купим? Может, сможем.

      Может, будем ни при чем.

      Он и просит-то полушку,

      а глядит на нас, как лорд.

      Акварелька, безделушка…

      Светлой музыки аккорд.

      Сколько красок, сколько масок,

      сколько тихих алкашей,

      сколько профилей и фасов,

      сколько ломаных грошей!

      Глина, камни, серьги, кольца,

      майки, зонтики, ларцы…

      Гениальные пропойцы,

      вольной гильдии купцы.

      …Чертик дернет – мы отступим,

      сами будем ни при чем:

      сэкономим,