Солнце на краю мира. Антон Шаманаев

становится рядом со мной и тоже замирает, глядя вниз на мелькающие лунные блики. В ее взгляде – знакомая и такая родная таинственность. Мне нравится, что она смотрит на луну и мою речку так же, как это делаю я – смело, внимательно, почтительно, словно на старшего брата. Мы встречаемся глазами и улыбаемся. Она смотрит на меня долго, с еще не знакомой мне нежностью. В лунном свете ее лицо совершенно необыкновенно. Я шепчу одними губами: «Какая же ты красивая», – и, испугавшись, что она это прочитает, скорее ухожу с берега на поляну.

      В кустах нахожу несколько веток и сооружаю из них и привезенных с собой поленьев небольшой шалашик. Разжигаю костер. Отсветы его вступают в полемику с лунными лучами. Костер добавляет всей картине желтые оттенки и смотрится несуразным пятном. Ничего, он нужен тут совсем для другого.

      Я сбрасываю с себя кроссовки, штаны, куртку, рубашку, и в одних трусах возвращаюсь к обрыву. Дженнифер, увидев меня, задирает брови и застывает в беззвучном изумлении:

      – Ты серьезно? – шепчет она. Я закрываю глаза в знак согласия.

      Она бегом устремляется к костру, скидывает с себя вещи («Отвернись, ну что ты пялишься?») и остается в одном белье. В лунном свете ее голое тело кажется неестественно белым, как на гравюрах Гойи. Осторожно ступая изнеженными ступнями, прихрамывая от мелких камешков, она возвращается на берег.

      – Ты первый, я боюсь.

      – Здесь нет ничего опасного, – говорю я, вглядываясь в гальку дна. – Обещай, что прыгнешь сразу за мной.

      – Обещаю, – говорит она тихо. Я не поворачиваюсь, но мне кажется, она придвинулась ближе ко мне.

      В последний раз я вдыхаю полной грудью, напрягаю спину и «рыбкой» сигаю вниз. С обрыва до воды – метра четыре, но с непривычки они тянутся столь долго, что в животе основательно ёкает. Вонзаюсь в желанную воду и тут только вспоминаю, какая же она обжигающе холодная. От моей напыщенности вмиг не остается и следа, я стремительно выныриваю и начинаю барахтаться, как щенок. Продрав глаза от воды, смотрю вверх на Дженнифер, которая готовится к прыжку. Поза ее выражает решимость и безнадегу. Я кричу, что здесь здорово и чтобы она прыгала «солдатиком», если боится. Через секунду за спиной раздается оглушительный всплеск – похоже, «солдатик» был с поджатыми коленями – и спустя несколько мгновений, Дженнифер высовывается рядом, жадно глотая воздух и бешено дергая всеми конечностями.

      – Ты не сказал, что тут так холодно! – кричит она, стуча зубами. – Ты с ума сошел!

      – Средство от всех болезней, – отвечаю я и тоже стучу зубами, как дятел. – Давай выбираться, плыви за мной.

      В заключительный раз заныриваю глубоко-глубоко, открываю под водой глаза и трогаю рукой сыпучее дно. Глаза окоченевают от холода. Под водой светло и удивительно прозрачно. Рядом барахтается Дженнифер, пуская пригоршни белых пузырьков, не понимая, куда я делся и куда плыть ей. Не чувствуя кожи,