Записки риэлтора. Вадим Федоров

Катя пошла в школу. В школе ей тоже не понравилось. Говорили все на чешском языке. Девочки были заносчивые, а мальчики, все как один, некрасивые. Но постепенно у неё нашлась пара подружек в классе. Язык сам собой выучился. И, в принципе, жизнь стала терпимой.

      Люба же год ходила на курсы чешского языка. Так как на работу без знания этого самого языка её никуда не брали. Походила, походила, да бросила. Дома она разговаривала на русском, даже с мужем. А на улице ограничивалась набором наиболее популярных фраз.

      Алекс оказался человеком небогатым. Работал он водителем трамвая. Был скуповат. Выделял деньги на еду. И за траты требовал отчёта.

      Не о такой жизни мечтала Люба. Но делать было нечего. Она находилась в стране на птичьих правах. С видом на жительство. И полностью зависела от мужа-чеха.

      Так продолжалось два года. Пока Люба и Катя не получили вид на постоянное место жительства в Чехии. Почти что гражданство.

      К этому моменту отношения между отчимом и падчерицей испортились вконец. Катя перестала убирать в своей комнате. Дерзила Алексу. И при каждом удобном случае показывала ему средний палец. Что Алекса жутко бесило.

      Люба в конфликты не вмешивалась. Она делал вид, что это её не касается. Считала, что у ребёнка переходный период, и девочка со временем перебесится.

      Но ребёнок всё никак не хотел «перебешиваться». И развязка наступила через неделю после получения ПМЖ.

      Люба отметила это знаменательное событие в компании двух подружек, с которыми она сошлась за время жизни в Праге. Звали подружек Аня и Настя. Люба пригласила их в местную кафешку, где и угостила шампанским, потратив деньги, выданные ей Алексом на продукты.

      Вернулась она позже мужа. Голодного и злого. Пьяная и весёлая. Алекс с порога набросился на жену с упрёками.

      – Ты где была? Почему ужина нет на столе?! – орал он.

      – С девочками погуляли, – пьяно отмахнулась от него Люба, – отметили мой ПМЖ. Праздник же.

      – Погуляли? – Алекс на мгновенье лишился дара речи. – Ты ещё ни коруну не заработала, чтобы подруг поить. Шлюха московская.

      И замолчал, сам испугавшись такого оскорбления. Замолчала и Люба. Зато заговорила выскочившая из своей комнаты Катя.

      – Не смей мою маму так называть, – заверещала она, – козёл с вилообразными рогами.

      – А ну-ка, брысь в свою комнату и наводи там порядок, – вновь завёлся Алекс, – будет тут девчонка какая-то меня оскорблять. Я, между прочим, вас кормлю и пою.

      – Я сама пью, – хохотнула Люба.

      – Да без тебя проживём, – подскочив к Алексу, проорала Катя, – ты кто такой вообще?! Ты мне не отец. Ты никто. И звать тебя никак.

      И отлетела к стене. От смачной и сильной оплеухи, которую девочке отвесил Алекс.

      Люба заорала и вцепилась мужу в волосы. Катя, очухавшись, вскочила и принялась помогать матери. Они царапались, орали и заставили Алекса отступить в спальню. Где он и забаррикадировался.

      А мать с дочерью