Большая книга ужасов – 68 (сборник). Елена Арсеньева

на пол.

      Спустя полчаса Тимофеева нашли вернувшиеся сотрудники. Он был в таком глубоком обмороке, что поначалу даже решили, что Петр Васильевич мертв, однако бригаде «Скорой помощи» все же удалось привести его в сознание. Сначала хотели увезти его в больницу, но он настоял на том, чтобы отправиться домой. Только тогда сотрудники осмелились позвонить его жене.

* * *

      Как Васька ни изощрялся с новыми вопросами, портрет по-прежнему молчал. Похоже, оставалось уйти ни с чем. Нет, не совсем ни с чем – все же он узнал, кто такой на самом деле кот-мальчик.

      Ну и что толку, что Васька это узнал? Вряд ли Кузьмич найдет средство с ним справиться… Понятно же, что банник, пусть это даже бывший знахарь, слабее василиска и ведьмы Ульяны.

      Если Васька сейчас уйдет, сюда еще раз он может и не попасть. Вдруг Ульяна, вернувшись, засядет тут, пока эта несчастная Катька-коза не выжмет столько беленного масла, сколько ей нужно? Может, это вообще до конца лета продлится! Или до зимы! Что ж, Ваське все это время в оборотнях ходить и ждать, пока кот-мальчик папу с мамой прикончит?! Нет, невозможно! Но как бы разговорить портрет? Какой вопрос задать, чтобы Марфа Ибрагимовна все же захотела на него ответить?..

      – Марфа Ибрагимовна, – осторожно начал он, – вы говорили, что барин ваш портрет разрезал. А почему?

      Немедленно выяснилось, что он задал именно тот вопрос, который был нужен.

      Ох, как оживилось полотно! Как засверкал единственный глаз, в какой улыбке расплылась половинка рта! И голос портрета был уже не прежним, старушечьим, а почти молодым и очень оживленным.

      – Барин был у нас, – сообщила Марфа Ибрагимовна гордо. – Совершенно спятил от любви ко мне. Говорил, что краше меня нет никого на свете: ни в странах дальних, ни в городах стольных. И вот однажды привез он из города художника… Барин повесил портрет в самой роскошной горнице в своем доме и любовался им, когда меня рядом не было. Ну а потом… – Марфа Ибрагимовна тоскливо вздохнула. – Потом он прознал о том, кто я такая, и решил, что приворожила я его своей ведьмовской силой.

      – А на самом деле? – спросил Васька.

      – И в мыслях не было его привораживать! – запальчиво выкрикнула Марфа Ибрагимовна.

      – А вы его любили?

      – Сначала не любила, – откровенно призналась Марфа Ибрагимовна. – Просто было мне лестно, что сам барин сердце мне под ноги бросил. А потом… потом и я его полюбила, да крепко-накрепко! А тут возьми и случись та незадача, несчастье то.

      – Какая незадача? Какое несчастье?

      – Да вот, – с досадой ответила Марфа Ибрагимовна, – пошли мы раз с девками в соседнюю деревню на крестины. А день такой жаркий-прежаркий выдался! Ну, подружка моя, Татьянка, говорит мне: «Марфуша, голубушка, сделай милость, раздобудь молочка холодненького, пить хочется – никакого спасу нет!» А подружки мои знали, что я вещая женка[5], много чего могу. Правда, никому я в ту пору зла не делала, лишь пользовала болящих разными травами да так, колдовала по малости, безобидно: пропажу какую найти или на святки суженого-ряженого девке в зеркале показать…

5

Так в старину называли колдуний и ведьм.