Марья Лусьева. Александр Валентинович Амфитеатров

ваша очень хорошенькая… До свиданья, Эвелина.

      Ольгу так и передернуло. На ней лица не было, когда она возвратилась к Маше.

      – Кто это? – спросила Лусьева, когда они отошли. Ольга пробормотала:

      – А, мерзавка одна… Из маменьки крестной прихвостней…

      – Ты с ней в ссоре?

      – Как ни сойдемся, непременно поругаемся… Гадина!

      – Она тебя Эвелиною звала… Как странно…

      – Ничего нет странного, – быстро ответила Ольга, усиленно глядя себе под ноги. – Разве я тебе не говорила? Полина Кондратьевна меня так всегда зовет… Ну, и все в доме… Она ведь чудачиха, у нее каждому человеку своя кличка… Этой вот дряни, что мы встретили, настоящее имя Александра Степановна, а Полина Кондратьевна зовет ее Адель… Даже горничную Лушку, и ту перекрестила в Люцию[3].

      – А эта Адель – родственница ей или чужая?

      – Черт ее знает. Говорит, будто родственница. Просто любимая приживалка… всем домом управляет.

      – То-то вы с нею не в ладу…

      – Да не то чтобы уж очень не в ладу, а… Скверно, что она тебя встретила со мною, – вот что… – вдруг искренно вырвалось у Ольги.

      Машу опять кольнуло. Она готова была заплакать.

      – Как это нехорошо с твоей стороны, Оля, – горячо сказала она. – Зачем ты так бестактно даешь мне понять, что я тебе не пара? Ну, пусть я бедная, а твои знакомые – аристократы… Неужели я уж так тебя срамлю? То ты все шла и оглядывалась по сторонам, будто мы что украли, теперь попрекаешь, зачем нас встретили вместе…

      Ольга не отвечала, смотрела на тротуарные плиты, и до самого корпуса подруги шли в глубоком молчании. Маша чувствовала себя уязвленною до глубины души. Но у своего подъезда Ольга простилась с нею тепло и сердечно и крепко при этом поцеловала. На глазах ее дрожали слезы.

      – Все равно, дура, думай обо мне, как хочешь… – сказала она трепетным, полным дружбы голосом. – Все равно, ты ничего не понимаешь, и не дай тебе Бог понять…

      «Удивительная вещь, – думала потом Маша, – отчего она так расстроилась? Бедная Ольга. Должно быть у ее благодетельницы все-таки ужасный характер. Как Оля ее боится».

      IV

      Спустя несколько дней Ольга навестила Машу. Вид у нее был совсем уже другой: холодный, равнодушный.

      – Я к тебе сегодня по делу, – сказала она, глядя в пространство, мимо лица Маши. – Ты, помнишь, говорила, что хотела бы познакомиться с Полиною Кондратьевной? Ну, Аделька эта… помнишь, которую мы встретили на Невском? Насплетничала Полине Кондратьевне три короба, какая ты красавица и симпатичная, и теперь моя старуха совсем взбеленилась: вынь ей да подай – привези тебя в гости… Взяла с меня слово, что ты у нее непременно будешь… Уж поедем, пожалуйста, а то она меня заест…

      – Отчего же нет? – отвечала Маша. – Я очень рада… Вот только ты – как?

      Ольга пожала плечами.

      – А мне-то что? – возразила она с искусственным равнодушием.

      – А помнишь: ты меня предостерегала, чтобы я ни в каком случае не знакомилась с твоею крестною?

      Девица

3

О ложных именах: Parent Duchatelet, 129–135.