В школе. Борис Верхоустинский

и ждет начала единоборства.

      – Я есмь.

      Фома спрягает:

      – Эйми, эй, эйэи, эсмен, эста, эсан.

      – Я есмь человек.

      – Хо антропос эйми.

      – Я есмь дурной человек.

      Фома молчит.

      – Я есмь дурной человек! – повелительно повторяет грек.

      Фома чуть заметно кивает головой, лица школьников расплываются в сдерживаемые улыбки.

      Грек багровеет до последней степени, выводя в журнале толстую единицу.

      – Н-на-мэсто!

      За Фомой к столу плетется угловатый Костя Долин. Грек заставляет его читать Анабазис, чутко прислушиваясь к ударениям. Потом Костя переводит и делает грамматический разбор. Все время он страшно волнуется, на узеньком лбу выступает пот. Костя гладит ладонью коротко-остриженные волосы на голове, потирает переносицу, засовывает руки за пояс и в карманы мешкообразных брюк, переступает с ноги на ногу. Грек спрашивает его долго и подробно, но Костя всегда знает урок, – приходится отпустить с миром и поставить тройку.

      После этого грек, захлопнув журнал, объясняет особенности следующего отрывка. Говорит он вяло, словно жует недоваренную кашу: наползает нестерпимая скука.

      Виктор смотрит на черную доску, где красуются нестертые цифры, начертанные мелом еще вчера; смотрит за широкие окна, где над рядами крыш возвышается пожарная каланча, и шепчет, едва раскрывая губы, чтобы не заметил учитель:

      – Надул я его, чёрта!

      Аарон Готлиб, прикрывая рот ладонью, отвечает:

      – Молодчина!

      В коридоре гремит звонок, грек берет журнал под мышку и уходит.

      – У-р-р-ра! – кричит Аарон, ударяет Виктора книгой по голове и, прыгая с парты на парту, убегает к Фоме, закуривающему под партой папироску.