Богатыри не мы. Новеллы (сборник). Андрей Белянин

«уголка», мелко подрагивали. Икры ног отчаянно ныли, точно их хозяин только что пробежал несколько километров. Во рту было сухо и чувствовался горький привкус желчи. Футболка, промокшая от пота под мышками и на спине, неприятно холодя, липла к телу. Мочевой пузырь, опустошенный, кажется, совсем недавно, казался переполненным до краев, так что еще немного, и… В общем, было так страшно, как еще ни разу за все тридцать четыре года Майковой жизни – пусть и не самой насыщенной негативными событиями, однако ж и не безоблачной. Да, именно сейчас. Быть может, в нескольких минутах от долгожданного освобождения. От прекращения кошмара, не отпускающего Майка скоро уже месяц как.

      Потому что освобождения-то как раз никто не гарантировал.

      Последовательно задавив в себе титаническим усилием желания сходить в туалет, покурить, выпить, написать письмо маме и позвонить Ритке в запоздалой попытке помириться, как и все прочие глупые придумки с целью отсрочить неизбежное, Майк зажмурился и сделал несколько глубоких вдохов-выдохов.

      – Это не кончится, пока не кончится совсем! – процитировал он любимую фразу из «Терминатора». Все так же с закрытыми глазами протянул вперед руки, нащупал зеркало и повернул как нужно, чтобы в нем гарантированно отразились глаза. Следом «привел в боевую готовность» очки, подняв зеркальные стекла: ежу ясно, что двойные они не просто так. Левую руку так и оставил на уровне лба, прикасаясь к бровям и поднятым стеклышкам, чтобы можно было опустить их одним быстрым движением. А потом, собрав всю свою храбрость, всю надежду вновь стать собой и всю решимость бороться за это до конца, Майк открыл глаза.

      – Ну, здравствуй! – хриплым и каким-то чужим голосом произнес он, вглядываясь в свое отражение.

      Он ли?

      В свое ли?

      Нет, как и все разы до того, Майк никоим образом не ощущал ни признаков вторжения чужака, ни каких-то изменений в самом себе. Зрение оставалось прежним (минус один на левом, минус полтора – на правом), не кружилась голова, не менялись обоняние и слух. Просто Майк знал: Потап Соколов – там. В его голове. Значит, буквально через удар сердца Майка не станет. На какое-то время или навсегда. Значит, нужно успеть первым.

      Странно, но даже когда зеркальные стекла с тихим щелчком встали на место, Майк не почувствовал решительно ничего.

      А вот минуту спустя, уже вплотную приблизив к зеркалу ничем не защищенные глаза и жадно, без опаски рассматривая себя – да, да, себя и только себя ныне, присно и во веки веков! – хохоча и плача одновременно, и одновременно же понимая, насколько его поведение со стороны выглядит диким и стыдным, но ему на это решительно наплевать, соберись даже на двенадцати квадратах кухни полгорода, потому что он даже убежать сейчас не успеет – рухнувшее на плечи облегчение почему-то сделало конечности вялыми и бессильными, как лежалые стрелки зеленого лука, – о да, вот тогда Майк Соколов наконец-то кое-что почувствовал. Впервые в жизни почувствовал всеобъемлющее и совершенно безграничное счастье.

* * *

      Казалось бы, после всего перенесенного Майк должен был