Благородная дичь. Элизабет Вернер

его Пауле, но она очень далека до совершенства. А скажи, тебене мешает, что я привезла ее с собой? Знаешь, я так привыкла, чтобы около меня был кто-нибудь.

      Она произнесла последние слова как бы мельком, но не сводила при этом с лица племянника своего острого наблюдательного взгляда.

      – Нам незачем играть комедию друг с другом, тетя! – воскликнул он. – Неужели ты думаешь, что я уже давно не догадался, чего ради ты приехала сюда и привезла с собой Паулу Дитвальд?

      – Если ты знаешь, тем лучше, – заявила Альмерс, нетеряя самообладания. – В таком случае и я могу откровенно сказать тебе: я уже давно заметила, что ты не совсем равнодушен к ней.

      Бернек ничего невозразил против этого и продолжал молчать.

      – Ты еще не принял никакого решения? – продолжала тетка. – Я нахожу это вполне понятным: в твои годы не очень-то скоро люди решаются на что-либо. Но теперь ты должен будешь сделать это, так как наше пребывание здесь подходит к концу. Если ты любишь эту девушку, то почему жеты не поговоришь с ней об этом? Ведь препятствий нет никаких…

      – Да потому, что я не желаю быть в твоей игре только пешкой, которую ты двигаешь своей рукой туда и сюда.

      – Ульрих! – воскликнула тетка с неудовольствием, но он, не обращая на это внимания, продолжал с прежним раздражением:

      – Да конечно, тетя! Для тебя жизнь всегда была своего рода шахматной игрой, в которой тонко обдумывается каждый ход. Здесь же твоими фигурами являются люди, имеющие также свою волю. Берегись! Как бы на этот раз не было для тебя мата!

      – Да кто может сделать мне его? – спросила Альмерс с невозмутимым спокойствием. – Неужели ты хочешь с обычным упрямствам окончательно подавить свое чувство лишь потому, что этот план возник в моей голове? Впрочем, от тебяможно ждать подобного!

      – Я говорил не о себе, а о твоей протеже.

      – О Пауле? Ну, с ее стороны наверно не встретится возражения. Она примет твое предложение, как громадное, неожиданное счастье, чем оно, в сущности, является для такой бедной, как она, девушки.

      – О, конечно! – с горечью произнес Ульрих. – Она по всей вероятности скажет «да», чтобы избавиться от зависимого положения и стать богатой женщиной. Что касается мужа, ну, он будет взят, как неизбежный придаток такой сделки. Да неужели ты думаешь, что я в состоянии допустить это?

      – Ах, ты всегда обостряешь положения! – пожала плечами Альмерс. – Наши теперешние молодые девушки вообще не романтичны. Я считаю это счастьем, так как в судьбе матери Паулы вижу пример того, к чему ведет романтическая любовь, не считающаяся с действительной жизнью. Вот, например, итвоя мать, вступая в брак, последовала, прежде всего, желанию родителей и никогда не раскаивались в этом. Паула будет всецелоподчиняться тебе, а это как раз тебе и нужно, потому что девушка, могущая предъявить свои требования, не похоронит себя в здешнем одиночестве и не выдержит твоего частого мрачного настроения.

      – Я это знаю, а потому будет лучше, если останусь одиноким! – резко произнес Ульрих. – Да скажи,