Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник). Робин Хобб

потому что я уже и так достаточно опоздал. Я уселся на краешек стула с каким-то смятым плащом и незаконченным шитьем. Я положил рисунки сбоку, на гору таблиц.

      – Думаю, что ты можешь научиться читать стихи, если захочешь, – заметила она с некоторой суровостью, – и таким образом ты мог бы научиться сочинять стихи. Рифмы, размеры не более чем… Это щенок?

      – Должен был быть щенок, – пробормотал я.

      Не помню, чтобы когда-нибудь я чувствовал себя более жалким и смущенным.

      Она бережно подняла листы и долго рассматривала их, каждый по очереди, сперва поднося их близко к глазам, а потом глядя с расстояния вытянутой руки. Дольше всего она смотрела на расплывчатый.

      – Кто это для тебя сделал? – спросила она наконец. – Это не извиняет твоего опоздания, но я могла бы найти хорошее применение для того, кто может изобразить на бумаге то, что видит глаз, такими верными цветами. Это беда всех травников, которые у меня есть: все покрашено зеленым цветом независимо от того, серые они или розоватые. Такие таблицы бесполезны, если собираешься по ним учиться…

      – Я подозреваю, что он сам нарисовал щенка, мэм, – великодушно вмешалась Лейси.

      – А бумага! Она лучше, чем то, что у меня было тогда… – Пейшенс внезапно замолчала. – Ты, Томас? – (Думаю, она впервые вспомнила об имени, которым меня нарекла.) – Ты так рисуешь?

      Под ее недоверчивым взглядом я неловко кивнул. Она снова взяла в руки рисунки.

      – Твой отец не мог нарисовать и кривой линии, разве что на карте. Твоя мать хорошо рисовала?

      – Я ничего не помню о ней, леди, – неохотно ответил я.

      Еще ни у кого на моей памяти не хватало смелости задать мне такой вопрос.

      – Что? Ничего? Но тебе же было шесть лет. Ты должен что-нибудь вспомнить. Цвет ее волос, голос, как она называла тебя…

      В ее голосе было болезненное любопытство, как будто она не могла утерпеть и не задать этот вопрос.

      И на мгновение я почти вспомнил. Запах мяты или, может быть… Все исчезло.

      – Ничего, леди. Если бы она хотела, чтобы я ее помнил, она бы не оставила меня, я полагаю, – вырвалось у меня.

      Конечно же, я не должен был ничего помнить о матери, которая бросила меня и даже не делала никаких попыток искать.

      – Хорошо. – В первый раз, я думаю, Пейшенс поняла, что наша беседа зашла не туда, куда следовало. Она смотрела в окно, на серый день. – Кто-то хорошо учил тебя, – сказала она довольно веселым голосом.

      – Федврен. – Когда она ничего не сказала, я добавил: – Замковый писарь, знаете ли. Он хотел бы, чтобы я был его помощником. Он доволен тем, как я пишу, а теперь просит копировать его рисунки, конечно, когда у нас есть время. Я часто занят, а его часто нет, он ищет новый камыш для бумаги.

      – Камыш для бумаги? – вяло удивилась она.

      – У него мало бумаги. Было довольно много, но постепенно он ее использовал. Он получил ее у торговца, который взял ее у другого, а тот еще у одного, так что Федврен не знал, откуда она взялась.