Ученик убийцы. Королевский убийца (сборник). Робин Хобб

мной». Я не знаю, как угодить ей, Баррич.

      – А зачем тебе вообще нужно ей угождать? – прорычал он, и я оставил эту тему.

      Этим вечером Лейси пришла в мою комнату. Она постучалась, потом вошла, сморщив нос.

      – Ты бы лучше разбросал здесь побольше травы, если собираешься держать этого щенка в комнате. И пользуйся водой с уксусом, когда убираешь за ним. Здесь пахнет как в конюшне.

      – Наверное. – Я с любопытством смотрел на нее и ждал.

      – Вот, я принесла. Похоже, тебе это больше всего понравилось. – Она протянула мне морскую свирель.

      Я посмотрел на короткие толстые трубки, связанные вместе полосками кожи. Они действительно больше всех понравились мне из трех инструментов Пейшенс. У арфы было слишком много струн, а звук флейты был чересчур пронзительным для меня, даже когда на ней играла Пейшенс.

      – Госпожа послала это мне? – озадаченно спросил я.

      – Нет, она не знает, что я это взяла. Она решит, что свирель затерялась в ее беспорядке, так часто бывает.

      – А почему ты принесла ее мне?

      – Чтобы ты практиковался. Когда немножко освоишься, принесешь назад и покажешь леди, чему научился.

      – Но почему?

      Лейси вздохнула:

      – Потому что тогда ей будет легче. А от этого и моя жизнь станет гораздо легче. Ничего нет хуже быть горничной у такого павшего духом человека, как леди Пейшенс. Она отчаянно хочет, чтобы у тебя хоть что-то получилось. Она продолжает испытывать тебя, надеясь, что у тебя проявится какой-нибудь внезапный талант и она сможет хвастаться тобой и говорить людям: «Смотрите, видите? Я же говорила вам, что в нем это было». Ну вот, а у меня есть собственные мальчики, и я знаю, что с ними так не бывает. Они не учатся, и не растут, и у них нет манер, когда вы на них смотрите. Но стоит только отвернуться, а потом посмотреть на них снова – и пожалуйста, они уже стали умнее и выше и очаровывают всех, кроме собственных матерей.

      Я немножко растерялся.

      – Ты хочешь, чтобы я научился играть на этом, и тогда Пейшенс будет счастливее?

      – Она сможет чувствовать, что что-то дала тебе.

      – Она дала мне Кузнечика. Лучшего нельзя было и придумать.

      Лейси казалась удивленной моей внезапной искренностью. И я тоже.

      – Хорошо. Можешь сказать ей об этом. Но можешь и попытаться научиться играть на морской свирели, или выучить наизусть балладу, или спеть несколько старых молитв. Это она поймет лучше.

      Лейси удалилась, а я некоторое время сидел и думал, разрываясь между злостью и тоской. Пейшенс хотела, чтобы я имел успех, и надеялась найти что-то, что я могу делать. Как будто бы до нее я никогда не совершил ничего стоящего. Но, подумав немного о сделанном мною и о том, что ей известно, я понял, что ее представление обо мне должно быть несколько односторонним. Я мог читать и писать, ухаживать за лошадьми и собаками. Я мог также варить яды и готовить сонное зелье. Я умел врать, воровать и обладал некоторой ловкостью рук. И ничего