Рассказы о фотографах и фотографиях. Владимир Никитин

обстоятельством можно считать ту роль, которую в этом деле сыграла жена арестованного фотографа – Екатерина Давиньон, много хлопотавшая о его освобождении. В своем письме на имя графа Орлова она так убедительно доказывала отсутствие в действиях ее мужа «преступного умысла», что шеф жандармов вынужден был отступиться. Выпуская фотографа на волю, с него взяли подписку следующего содержания:

      «1845 года декабря 31 дня я, нижеподписавшийся, даю сию подписку в том, что не имею у себя ни одного портрета, снятого мною в Сибири посредством дагеротипа, с некоторых государственных преступников, кроме подобного портрета с преступника Панова, который и представлен мною в Третье отделение, и если когда буду путешествовать, то обязуюсь, под строгою по законам ответственностью, не снимать портретов с упомянутых преступников.

      Уволенный от службы

      инженер-поручик

      А. Давиньон».

      Хочется думать, что новый, 1846 год фотограф встречал уже на воле.

      На этом, собственно, и кончается история одного из первых петербургских фотографов. Более нигде и никогда не удалось мне обнаружить какого-либо упоминания о нем.

      А в Сибири местные чиновники еще долго собирали портреты, сделанные Давиньоном, или расписки, подобные этой:

      «1846 года января… дня, в присутствии Ялуторовского полицейского управления, мы, нижеподписавшиеся, проживающие в городе Ялуторовске, находящиеся под надзором полиции государственные и политические преступники, выслушав предписание господина, состоящего в должности Тобольского гражданского губернатора, от 8-го настоящего месяца за № 18, дали эту подписку в том, что обязываемся не иметь у себя дагеротипов и что в настоящее время таковых у себя не имеем. В том подписуемся:

      Иван Пущин, Евгений Оболенский,

      Иван Якушин, Василий Тазенгаузен,

      Матвей Муравьев-Апостол».

      Как видно, делу Давиньона придавалось очень большое значение. Это было свидетельством и того, что с самого своего появления фотография заявила о себе как о мощном средстве массовой информации, с которым уже нельзя было не считаться. Вот почему об этом, как одном из важнейших дел, и упоминалось в годовом «Отчете о действиях Третьего отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии и корпуса жандармов за 1845 год», о котором писал в 1924 году журнал «Красный архив».

      Снимков же в деле обнаружено не было. Они, как мы уже знаем, находятся в музее Пушкинского Дома, куда попали уже после революции, когда проходила реорганизация архивов.

      Остается загадкой только одно: почему Сергей Александрович Морозов, зная о «деле Давиньона», не обратился в Центральный архив Октябрьской революции? Может быть, его смутила заметка в журнале «Красный архив», где с сомнением говорилось о вероятности того, что эти снимки сохранились до наших дней? Может быть, просто, как говорится, не дошли руки? Может быть, узнав, что в деле нет снимков, он утратил к нему