Сборник рассказов. Александр Юрьевич Найдёнов

по кладбищу – знакомых лежит много. Наткнулся на могилу твоего Сергея. Смотрю, на памятнике вся краска обшелушилась. Наверное, зимой. Ведь вон какие были морозы. Трава, смотрю, вся подрезана, в оградке цветы, а памятник стоит – весь облез. Ты его почему не выкрасишь?

      Петровна как раздавила языком землянику, так и застыла, услышав его слова. Но вот, протолкнув со слюной показавшиеся горькими ягоды, она произнесла, глядя перед собой:

      – Не привезли краску в магазин. Выкрасить нечем.

      – Так ты бы давно мне сказала,– зашевелился Семен.– У нас целая фляга этой краски спрятана на работе. Затащили весной, когда ремонт в больнице делали. Я тебе отолью.

      – А не заругают тебя ?

      – Нет… Петровна… ты мне дай три шестьдесят две, чтобы сменщики не обиделись, я тебе три литра краски завтра утром принесу. Наталье только ты не говори.

      – Ладно,– пробормотала Петровна и вытащив кошелек из халата, отсчитала бумажки и мелочь.

      Когда Семен ушел, очень довольный, Петровна вернулась в дом.

      Вечером радио сначала засвистело, потом передало сигналы точного времени и обаятельный мужской голос объявил из него: В Москве – 16 часов, в Горьком – 17, в Перьми, Челябинске и Свердловске – 18, в Новосибирске – 19, Владивостоке – 23 часа, в Петропавловске-Камчатском – полночь.

      Радиоприемником служил у Петровны репродуктор-тарелка еще довоенного производства. Дослушав программу передач на вечер, Петровна отправилась за хлебом в центральный магазин. Можно было купить хлеб и в магазине через дорогу напротив дома, но ей захотелось чем-то занять свое время.

      На пруду, по набережной которого старушка шла, как обычно, сидели в лодках рыбаки, приткнув к кольям лодки невдалеке от берега. Вечер был хорош – теплый, не жаркий. Тополя в аллее на набережной тихо шумели. По левую руку за заводским забором чем-то громко стучали в доменном цехе.

      Воротившись из центра еще до восьми часов, старушка, не принимаясь ни за какие домашние дела, сразу же села к репродуктору.

      Около половины девятого, когда диктор произнес: "На этом наша передача заканчивается, Петровна попросила: "Сереженька, ты не уходи. Мне надо с тобой поговорить".

      Года два тому назад, случайно, даже быть может, в шутку, она обратилась в первый раз со словами к радио, представив себе, что ее сын Сергей живет в Москве, работает на радио и с ним она может поговорить вот так, пусть он ее порой и не слышит. Из мужских голосов дикторов ей нравились два, очень между собой похожие и она стала представлять, что это голос ее Сережи. Однако, очень скоро это перестало для нее быть игрой. Ей нравилось думать, что в Москве у Сережи есть квартира, дети, жена, что он ездит на работу в "Жигулях", что он очень вырос, стал высокий и волосы у него все так же вьются. Почти реально она ощущала прикосновение своих ладоней к этим кудрям. Он говорит, смущаясь: "Что ты, мама ?"

      – Ничего, ничего, Сереженька, работай,– говорит она ему.– Просто я поправила твои волосы.

      Ее чувства по отношению к сыну не были