Проблемные регионы ресурсного типа. Азиатская часть России. Коллектив авторов

и ходоков из России, в следующем – свыше 567 тыс., затем в 1910–1914 гг. среднегодовая норма составляла примерно 180 тыс. чел. [История…, 1968, с. 308]. Однако подавляющая масса переселенцев обустраивалась в Западной и Восточной Сибири, до российского Дальнего Востока добирались и закреплялись в Приамурье даже в лучшие годы около 20 тыс. чел. Например, в 1902 г. – 5804 чел., в 1905 г. – 2430 чел., наивысший показатель зарегистрирован в 1910 г. – 20 793 чел., но в 1911–1912 гг. – в среднем по 4,5 тыс. И в предвоенном 1913 г. – 10,8 тыс. чел. [Приложение., 1915, с. 14].

      Эти достававшиеся Дальнему Востоку аптекарские дозы от массового крестьянского переселения из России, конечно, выглядели удручающе в сравнении с китайской миграцией, поселявшейся на противоположной стороне Амура. И тревога за надежную принадлежность дальневосточных пространств России отнюдь не ослабевала от того, что лишь небольшая часть, несколько десятков тысяч человек от почти полумиллионной китайской миграционной массы достигала российских владений. За период 1891–1910 гг. численность населения Приамурья утроилась и составила 286 тыс. чел. Но подавляющую массу переселенцев из разных регионов страны составляли многодетные крестьянские семьи, поэтому выход рабочих рук, рабочей силы для возможного использования их за пределами сельскохозяйственного сектора производства оставался крайне низким. И более того, повседневные заботы крестьянского хозяйства не позволяли надолго уходить от него на заработки. Более или менее свободный зимой, крестьянин мог надеяться в основном на извозные работы, поскольку другие возможные занятия в строительстве, на приисках на зимний период или прекращались, или заметно сокращались. Сезонное предложение крестьянской рабочей силы до посевной, после нее до сенокоса, а затем до осенних полевых работ одинаково мало устраивало и частных, и казенных работодателей.

      В отличие от потенциального и дискретного рынка крестьянской рабочей силы, китайцы и корейцы появлялись ранней весной и работали до наступления зимы или свертывания производства. Некоторые из них нашли оригинальный способ экономии заработанных денег. Заработок они отправляли домой с соотечественниками, а сами совершали правонарушение со сроком наказания, рассчитанным на то, чтобы перезимовать и прокормиться в тюрьме за казенный счет, не тратиться на маршрут домой и обратно и быть весной в числе первых при найме на работу. Этот китайский трюк эксплуатировали и русские сезонники, да и принципиальная идея его была русского происхождения. Еще в 1870-х гг., во время расцвета золотодобычи в енисейской тайге, пропившиеся до последней нитки сезонники «устраивались» на зиму в каталажку в Енисейске и Мариинске – первых городах на выходе с приисков. Китайская новация в этом трюке состояла в том, что они использовали его с целью экономии, сбережения заработка, а «пропитые» русские, спустив весь заработок в кабаках и притонах, – как единственный способ выжить, просуществовать до тепла, до следующего золотопромывочного сезона, чтобы