Суперклей для разбитого сердца. Елена Логунова

Проникновение?

      – Нет-нет, замок исправен, дверь цела, окна закрыты, и вообще, у нас седьмой этаж… Но «Хельга» пропала!

      – Хельга – это кто?

      – Это шкаф, – любезно пояснил папуля.

      На другом конце провода воцарилось молчание. Нетерпеливый Зяма сунулся к динамику, но я зажала ему рот ладонью. Если братец снова скажет, что Хельга – чистопородная немка шоколадного цвета со стеклами в золоте, это здорово дезориентирует ментов!

      – Какой шкаф? Несгораемый? – спросил наконец бас.

      Я поняла, что ему хочется понять, в чем ценность похищенного у нас предмета мебели. А уж как это хотелось понять мне самой!

      – Несгораемый? – папуля задумался. – Честно говоря, не знаю. Мы еще не пробовали его поджигать.

      – А что было в шкафу?

      – Ничего не было, – на этот вопрос папуля ответил легко. – Шкаф был абсолютно пуст!

      – Поня-атно, – протянул невидимый милицейский товарищ таким озадаченным тоном, который яснее ясного говорил о том, что ничего ему не понятно. – Значит, из наглухо запертой квартиры на седьмом этаже сам собой испарился пустой шкаф, так?

      – Совершенно верно! Мы можем вызвать бригаду сыщиков? – чуточку нетерпеливо спросил папуля.

      – Лучше вызовите бригаду «Скорой помощи»! – посоветовал бас, и трубка вновь засигналила об обрыве связи.

      – Мне кажется, нас не приняли всерьез! – папуля развел руками.

      – Вы сами не приняли всерьез меня! – напомнила мама, явно приготовившись вещать. – А ведь я предупреждала вас, что единорог – это к великим и многочисленным несчастьям!

      – Мамуля, иди работать! – в один голос вскричали мы с Зямой.

      – Басенька, я тебя провожу! – Папуля обнял мамулю за плечи и повел в комнату, чтобы с рук на руки передать разбушевавшуюся прорицательницу музе-усмирительнице.

      Зяма побарабанил пальцами по дверному косяку, потом метнулся в свою комнату, погремел там ящиками и вернулся в прихожую с потертой записной книжкой.

      – Вот: «Грушкина Верочка», – он нашел нужную запись и тут же принялся набирать телефонный номер.

      – Откуда у тебя Веркин номер? – прищурилась я. – Мы же с ней уже сто лет не виделись, с детских утренников в садике!

      – Это ты с ней не виделась, а я раз или два встречался пару лет назад, – скороговоркой ответил Зяма и тут же сменил колючий голос на велюровый баритон: – Верунька, зайка, это Казимир Кузнецов!

      Трубка взорвалась руганью, и Зяма, поморщившись, отставил ее подальше от уха. Я с интересом наблюдала за ним.

      – Верунька, ну, прости! – Чеширским котом промурлыкал братец. – Я понял, что ты достойна лучшего, и удалился, чтобы не тревожить твой покой, вот и все.

      – А теперь зачем тревожишь? – сердито поинтересовалась Верка – дочка старых приятелей наших родителей, тети Кати и дяди Жоры Грушкиных.

      – Вопрос жизни и смерти! – с чувством произнес Зяма.

      – Твоей? – с надеждой уточнила Верка.

      – Массовой! – соврал Зяма. – Верунька,