Статуя сексуальной свободы. Елена Логунова

вдоль бортика ходила тетка с шваброй.

      – Кого там убили-то? – кивнув на дверь душевой, с боязливым интересом спросила она.

      – Значит, в раздевалке кого-то убили! – сделал закономерный вывод мой внутренний голос. – Тогда понятно, почему туда никого не пускают. А мамуля тут, интересно, при чем?

      – Не знаю! – сердито буркнула я, что вполне сошло за ответ на вопрос любопытной уборщицы.

      – Во всяком случае, убили не мамулю, она-то жива, раз песни распевает! – угадав мою тревогу, утешил меня внутренний голос.

      Я толкнула дверь с табличкой «Служебный выход» и оказалась в предбаннике с фенами. Все до единого агрегаты были свободны, но я пренебрегла сушкой волос. Слева от меня, за стеклянной перегородкой, был пустой тренажерный зал, справа – дверь женской раздевалки, и вот за ней-то происходило немало интересного. Я слышала шум голосов, звуки шагов и отдаленный ропот тетушек-бабушек, активно шуршащих одежками и кульками. Мне очень хотелось заглянуть в помещение, но дверь была закрыта, и замочной скважины в ней не нашлось. Что там делает мамуля? И зачем она поспешила отправить меня из раздевалки? Послала за помощью?

      – Тогда не теряй времени, вызывай кавалерию! – посоветовал мне внутренний голос.

      Я поискала в сумке телефон и вспомнила, что он у меня в кармане шубки. У меня там даже два мобильника, свой и чужой! Я без помех спустилась на первый этаж, но до гардероба не дошла, потому что прямо на выходе в холл попала в лапы еще одного дюжего молодца типичной милицейской наружности.

      – Из бассейна? – безошибочно догадался он, взглянув на мои влажные волосы. – Никуда не уходим, группируемся в кафе.

      Молодец протолкнул меня в стеклянную будку маленького кафетерия и закрыл выход своей широкой спиной.

      – Отлично! – с сарказмом сказала я и испытующе взглянула на юного буфетчика, лопоухонького паренька с коротко подстриженными каштановыми волосами.

      Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами испуганного чебурашки.

      – У вас есть горячий шоколад? – подойдя к прилавку, спросила я.

      – Пятнадцать рублей.

      Я достала кошелек, открыла его, выудила сторублевую купюру и положила ее на прилавок.

      – Горячий шоколад и пирожок с курагой.

      Милицейский молодец повернулся ко мне спиной.

      – А телефон у вас есть? – шепнула я чебурашистому юноше, отведя его руку со сдачей.

      Телефон был, и добрый юноша передал мне его без расспросов, за что я прониклась к нему глубочайшей благодарностью, которую семьдесят пять рублей чаевых выражали лишь отчасти. Милицейский молодец выдвинулся ближе к лестнице, по которой плотным косяком пошли тетушки-бабушки, и принялся загонять их в кафе. Я прикрылась плечиком и под шумок позвонила домой.

      – Апартаменты фамилии Кузнецовых! – объявил папуля важно, как дворецкий английского поместья.

      Я взглянула на часы: половина первого. Утром папуля грозился подать на ужин запеченных куропаток с виноградными улитками