Русские князья. От Ярослава до Юрия (сборник). Павел Загребельный

за что новгородцы недвусмысленно обещали перебить Торду ноги.

      Однако нынче князю не хотелось видеть варягов. Он махнул им рукой, чтобы ехали прочь, варяги послушно завернули коней, снова скрылись в перелеске.

      И еще и еще сидел Ярослав у озера, нашептывая слова из священных книг и ощущая такое холодное одиночество, что хоть бросайся очертя голову в воду.

      Конь князя, привязанный к ближайшей березе, тихо пощипывал траву, иногда вскидывал голову, прислушиваясь к лесу так, будто ждал возвращения всей цепочки всадников или хотя бы двух всадников-варягов, снова вылавливал мягкими губами чуточку прогоркшую предосеннюю травку, а когда уже нечего было больше выгрызать, застоянно топнул копытом, громко заржал, напоминая хозяину, что пора уже ехать либо следом за ловцами, либо просто домой.

      Тогда Ярослав встал, тряхнул одним сапогом, другим, поежился от холода, взнуздал коня, подтянул подпругу, молодо вскочил в высокое разукрашенное седло, дернул за повод, не разбирая даже, за какой – за правый или за левый, ибо Ярославу было все равно, куда сейчас ехать, куда скакать.

      Конь обрадованно сорвался с места, понес князя между деревьями, выбирая уже по своему усмотрению более свободный путь. Ярослав и дальше был погружен в свои размышления, и дальше нашептывал молитвы.

      «Истощилась в печали жизнь моя и лета мои в стенаниях; изнемогла от грехов моих сила моя, и кости мои ссохли. От всех врагов моих я сделался поношением даже у соседей моих…»

      А конь, без подгонки и понукания, сам прибавил ходу, понесся и вовсе вскачь; перед глазами у князя проносились белые березы и замшелая ольха, цепкие кустарники лишь издалека грозились своими колючими ветвями и бессильно раскачивались по сторонам; мягко стучали по зеленому мху конские копыта, туго бил в лицо, щекотал бороду ветер, так, что Ярославу даже становилось весело, и он впервые за весь сегодняшний день улыбнулся и вспомнил, что еще совсем молод – ему каких-нибудь тридцать пять лет; если бы не княжеская степенность, то крикнул бы сейчас на весь лес, и поднялся бы в стременах, и…

      Сбоку, на опушке, что-то мелькнуло, удивительно белое и тревожное, князь рванул поводья, на всем скаку остановил коня, повернул его назад, к опушке, но там уже было пусто. Может, показалось? Наваждение? Ярослав бросился в одну сторону, в другую. Гнал коня прямо на кусты, трещало под конским брюхом, хлестало князя ветвями, наконец вырвался на более свободное место, распаленно оглядывался, сам не зная, что он ищет, за чем гонится, снова бросил коня вперед, проскочил перелесок и только и увидел на противоположном конце новой опушки, как метнулось в заросли что-то манящее, от чего кровь князя глухо, угрожающе заклокотала в жилах. Был ловцом на зверя? А кем должен был стать? Отчаянно погнал коня туда, но вынужден был остановиться перед непроходимой стеной зарослей, тогда соскочил на землю и, ни о чем не заботясь и не думая ни о чем, будто ошалевший юноша, полез в кусты, в чащу. Во что бы то ни стало он должен был догнать!

      «Будь мне каменной твердыней, домом прибежища, чтобы спасти меня».