Русские князья. От Ярослава до Юрия (сборник). Павел Загребельный

возвышались за дубовым частоколом, белые березы подступали отовсюду и тут, на вольной воле. Князь остановил коня, Забава смотрела на это чудо, которое – теперь уже знала это точно – сделано лишь для нее, еще не изведанное чувство властности мало ее заботило, спросила лишь:

      – Там кто-то есть? Слуги?

      – Плотники. Достраивают церковь.

      – Зачем она?

      – Для Бога.

      – Обошелся бы твой Бог и без церкви.

      – Грех.

      – А я?

      – И ты грех.

      – Тогда заверни меня в ведмедно, чтобы никто не узнал, что ты везешь.

      – Все равно будут знать.

      – А я не хочу.

      – Рот людям не заткнешь.

      – А ты ведь князь – заткни. Скажи: оторвешь язык кажому… И еще лучше: вели сразу же отрезать всем языки.

      – Велю.

      – Так поскорее заворачивай меня в ведмедно, а то я еще чего-нибудь возжажду в дурости своей!

      Он поцеловал ее в губы, впервые отважился на это, поцелуй был – словно упал в терпкое море и утопает в нем, будучи не в состоянии вынырнуть. Потом сгреб Шуйцу в охапку, завернул в медвежью шкуру, положил поперек седла, словно что-то неживое, и так въехал в ворота, предусмотрительно открытые сторожем: ему хотели помочь снять ношу с седла и внести в терем, но Ярослав прикрикнул строго:

      – Посторонитесь, сам. И не пускать ко мне никого. Неужели это было в самом деле? Неужели с ним?.. Ничего не мог припомнить, кроме тихого свечения ее тела, да еще – как в изнеможении отбрасывала она голову, и шея ее вытягивалась нежно-нежно, и на устах жила лукавая улыбка, и тело светилось так, что он со стоном закрывал ладонями глаза, но сквозь пальцы било светом ее тело, снова и снова, без конца, свечение поющее, омрачающее разум, сводящее с ума.

      Оторвавшись от нее, он побежал в недостроенную церковь, ревностно молился под насмешливые песни плотников с горы, там его и нашел Коснятин, который привез известие о том, что пришла варяжская дружина с Эймундом во главе, но князь, похоже, и не слушал и не слышал ничего, не приглашая посадника в дом, прямо на морозе передал ему свои повеления:

      – Останусь еще здесь. Убери всех отсюда, и без промедления.

      – Не закончили еще церковь.

      – Так пускай стоит. И всех убери мужчин. Поставь женщин. Одних лишь женщин. И прислужниц, и на работу, и для стражи.

      – Невиданное диво! – Коснятин не скрывал улыбки на своих сочных губах.

      – Делай, что велят.

      – А варяги?

      – Какие варяги?

      – Прибыла дружина. Эймунд-воевода.

      – Похлопочи. Дай пристанище, еду. Вернусь – начнутся сборы.

      – На Поромонином дворе их поселил.

      – Быть по сему. Жди меня.

      – Долго тут будешь, княже?

      – Не знаю. Бог знает, всевидящий и всезнающий.

      А возвратился он не к Богу, а к ней, к Шуйце, застал ее в слезах; быть может, почувствовала она в одиночестве весь страх содеянного с этим чужим, совсем неведомым ей человеком, пугалась завтрашнего дня, а может, это были слезы злости на самое себя и на него. Ярославу стало жаль девушку, он закутывал ее в беличьи одеяла, ути�