Русские князья. От Ярослава до Юрия (сборник). Павел Загребельный

не пошевелит, чтобы ты оттуда выбрался. Это уж так. Большой мудрости тут не нужно.

      Сначала Сивоок пробовал вести счет дням и ночам, ибо сквозь щели между бревнами светило солнце, и он даже пытался подставлять под узкие лучи то руку, то лицо, но вскоре сбился со счета, потому что долго сидел, солнце на небе исчезло, пошел дождь, в яме захлюпала вода, ему негде было на ночь прилечь, и он по-настоящему затосковал.

      Вот тогда и пришла к нему Величка.

      – Сивоок! – позвала она тихонько, видимо, остерегаясь, чтобы ее не услышал отец. – Ты там?

      – Тут, Величка.

      Она заплакала.

      – Не плачь, – сказал он.

      Она заплакала еще сильнее.

      – Я принес тебе синий цветок, – сказал он.

      Она продолжала плакать.

      – Но они отняли, – сказал он. Она только и могла, что плакать.

      – Не плачь, а то и я заплачу, – сказал он. Тогда она перестала.

      – Вот я выберусь отсюда и принесу тебе цветок непременно, – сказал он.

      – Тут такие тяжелые бревна, – снова заплакала Величка.

      – Это ничего, – сказал он.

      – Я принесла тебе хлеба и вепрятины, но бревна такие тяжелые…

      – Не беда, – сказал он.

      – Я и завтра приду. – Она не переставала плакать.

      – Буду ждать тебя, – сказал он.

      Возможно, она и пришла, но Сивоока в яме уже не застала. На рассвете его вытащили оттуда Ситник и Тюха, крепко связали сыромятным ремнем, подвели к знакомому уже возку, на котором теперь темнела небольшая лубяная будка. Сивоока затолкали в возок, впереди сел Ситник, прячась под лубом, по которому тарахтел крупный дождь; Тюха открыл ворота, и снова хлопец почувствовал свободу. Правда, у него были связаны руки, он был голоден и изнурен без меры; и без того промокший, он и дальше мок под безжалостным дождем, потому что места под навесом хватило для одного лишь Ситника, но все равно для Сивоока это уже была свобода, ибо он не сидел больше в яме и вырвался из дубовых объятий ужасного частокола.

      Он был настолько обрадован, что даже не подумал, куда и зачем везет его Ситник, но хотя бы и подумал, то все равно ни за что не мог бы отгадать, потому что в детской своей наивности, которую в нем изо всех сил поддерживал честный Родим, Сивоок и в мыслях не мог допустить, что на той великой и вольной земле, где он вырастал, могут продавать людей за серебряные гривны точно так же, как продавал когда-то Родим горшки и глиняных богов.

      Но при всем том, что Сивоок ничего не ведал о своем будущем, он хорошо уже знал, что ждать добра от коварного Ситника ему не следует, и вскоре после выезда радость от созерцания свободных просторов сменилась в сознании хлопца тревогой, он двигался в телеге, то одним, то другим плечом старался вытереть смачиваемые беспрестанно дождем щеки и вот так, шевелясь, стал чувствовать, что сыромять у него на руках намокает все больше и больше, становится скользкой, и кажется, стоит лишь малость напрячься – и ты высвободишься. Сивоок дернулся раз-другой, чуть