Камо грядеши. Генрик Сенкевич

и Петроний; они шли к большому триклинию, прекрасные, спокойные, похожие в своих тогах на белых богов. Молодой девушке, когда она увидела среди чужих людей эти два знакомых и дружеских лица, а в особенности, когда она взглянула на Виниция, показалось, что тяжелое бремя отлегло от ее сердца. Она почувствовала себя менее одинокой. Невыразимая тоска по семье Авла, охватившая за несколько мгновений перед тем ее душу, сделалась вдруг не столь невыносимой. Искушение повидаться с Виницием и поговорить с ним заглушило все ее сомнения. Напрасно напоминала она себе все зловещие толки, которые приходилось ей слышать о доме цезаря, – и слова Актеи и предостережения Помпонии, – несмотря на эти слова и предостережения, она почувствовала, что пойдет на пир не только по необходимости, но и по собственному влечению: при одной мысли, что через мгновение она вновь услышит дорогой и обаятельный голос, говоривший ей о любви и счастье, достойном богов, и до сих пор звучащий в ее ушах как музыка, сердце ее затрепетало от радости.

      Однако она сейчас же испугалась этой радости. Ей показалось, что в эту минуту она изменяет и чистому учению, в котором ее вырастили, и Помпонии Грецине, и себе самой. Идти по принуждению и радоваться подобному насилию – далеко не одно и то же. Она почувствовала себя виноватой, согрешившей и погибшей. Ее охватило отчаяние, слезы подступали к ее глазам. Если бы она была одна, она опустилась бы на колена и стала бы ударять себя в грудь, повторяя: «мой грех! мой грех!» Но Актея, взяв ее за руку, повела через внутренние покои в большой триклиний, в котором должен был состояться пир; у Лигии потемнело в глазах, шумело от волнения в ушах, биение сердца теснило дыхание. Точно сквозь сон увидела она тысячи лампад, мерцающих на столах и на стенах, точно сквозь сон услышала возгласы, которыми встретили цезаря, и, как будто сквозь туман, увидела его. Крики оглушили ее, яркий свет ослепил, благовония опьянили, и, почти лишившись чувств, она едва различала Актею, которая, поместив ее за столом, сама заняла место рядом.

      Спустя мгновение, с другой стороны окликнул ее знакомый голос:

      – Приветствую тебя, прекраснейшая из дев на земле и звезд на небе! Приветствую тебя, божественная Каллина!

      Лигия, несколько придя в себя, осмотрелась: возле нее возлежал Виниций.

      Он был без тоги, так как удобство и обычай предписывали снимать тоги перед пиршеством. Тело его покрывало только пурпурная туника без рукавов, вышитая серебряными пальмами. Обнаженные руки были украшены, по восточному, двумя широкими золотыми запястьями, надетыми выше локтя, – ниже они были тщательно очищены от волос, гладкие, но слишком мускулистые, это были руки настоящего воина, созданные для меча и щита. Голова его была убрана венчиком из роз. Со своими сросшимися на переносице бровями, великолепными глазами и смуглым лицом он казался воплощением молодости и силы. Лигия была так поражена его красотой, что хотя первое замешательство ее уже прошло, однако едва смогла ответить:

      – Привет