Дверь с той стороны. Владимир Михайлов

взглянул на свой хронометр с календарем.

      – Без десяти девять по общему, – любезно ответил он, но тут же нахмурился и еще раз посмотрел на часы, на этот раз внимательно. – Погодите, какое сегодня число?

      – Тридцать первое, естественно, – сказал Нарев.

      – А у меня первое, – с неудовольствием сказал физик. – Не понимаю. У кого еще есть календарь?

      – И у меня первое, – проговорила Мила.

      – Позвольте, – сказал писатель. – Как может быть сегодня первое, если мы должны быть на Земле тридцать первого? Разве бывают такие опоздания?

      – Ручаюсь, что мы еще не на Земле, – молвил физик, чье настроение стало стремительно портиться. – Но вот где мы?

      Он подошел к выходу на прогулочную палубу, нажал пластинку, но проход не открылся. Зато в противоположных дверях показалась свежая после долгого сна актриса. Увидев общество в сборе, она испуганно ахнула, тут же улыбнулась, низко присела и послала всем воздушный поцелуй, словно со сцены.

      – Я не опоздала? Я вас задерживаю?

      – Вряд ли это вы, – буркнул Карачаров. – Нужно вызвать капитана.

      Он взглянул на Зою и повторил громче:

      – Вызвать капитана! Может быть, у него есть причины медлить с посадкой – у меня их нет!

      Зоя прищурилась; даже бестактность физика не испортила ей настроения.

      – Это делается не так, – сказала она. – Постройтесь на шканцах и выберите предводителя. После этого можно пригласить капитана и устроить бунт.

      – Голодный бунт, – уточнил Нарев. – Не пора ли завтракать?

      – Да, – сказал Истомин. – Бунт в лучших литературных традициях.

      – Мне не смешно, – хмуро заявил физик и шагнул к выходу.

      В этот миг на пороге показался капитан. Он нашел взглядом Зою; она, не таясь, улыбнулась ему, и он ответил, но его улыбка была странной.

      – Капитан! – сердито сказал физик. – Не можете ли вы сказать, когда мы наконец окажемся на Земле?

      Капитан обвел пассажиров медленным взглядом.

      – По всей вероятности, никогда.

      Быть может, Устюг ожидал взрыва. Взрыва не последовало. После его слов раздался дружный смех; пассажиры восприняли ответ, как шутку – не самую, может быть, остроумную, но сейчас они были готовы смеяться даже не шутке – просто в ответ на одно лишь желание сказать смешное.

      В этом не было ничего удивительного: в представлении любого пассажира невозможность попасть на Землю непременно сочеталась бы с аварией корабля. Однако пока ничто не указывало на неблагополучие: салон был освещен, воздух чист и парящие автоматы уже принялись накрывать на стол. Капитан же вовсе не походил на человека, только что устранявшего какую-то неисправность: по мнению пассажиров, Устюг в таком случае должен был предстать перед ними в рабочем комбинезоне, с тестерами и инструментами в руках.

      Капитан не ожидал такой реакции; странно – от их смеха ему стало легче. Если бы ответом на слово «никогда» была тишина, и вслед за нею налетел бы шквал негодования, ему пришлось бы оправдываться,