Плач. Кристофер Джон Сэнсом

проворчал он.

      Я улыбнулся:

      – Да нет, он не так глуп. На прошлой неделе он неплохо подготовил для меня изложение дела Беннетта. Ему просто нужно организоваться.

      Барак хмыкнул:

      – Я рад, что вы сказали ему про одежду. Было бы неплохо, если б я мог позволить себе носить шелка.

      – Он еще молодой, немного безответственный, – криво улыбнулся я. – Каким был и ты, когда мы только встретились. Николас, по крайней мере, не сквернословит, как солдат.

      Мой помощник опять хмыкнул, а потом посмотрел на меня серьезным взглядом:

      – Как там было? На сожжении?

      – Ужасно, неописуемо. Но каждый исполнял свою роль, – горько добавил я. – Толпа, городские власти и сидевшие на помосте члены Тайного совета. На каком-то этапе случилась небольшая стычка, но солдаты быстро ее прекратили. Те несчастные умерли ужасной смертью, но достойно.

      Барак покачал головой:

      – Почему они не могли отречься?

      – Наверное, думали, что отречение навлечет на них проклятье, – вздохнул я. – Ну а что за хорошие новости?

      – Вот первая. Пришла сегодня утром. – Джек поднес руку к кошельку на поясе, вытащил три ярких, маслянистых золотых соверена и положил их на стол вместе со сложенным листом бумаги.

      Я посмотрел на них:

      – Просроченный гонорар?

      – Можно и так сказать. Посмотрите на записку.

      Я взял листок и развернул его. Там было послание, написанное трясущейся рукой.

      Вот деньги, которые я должен вам за содержание с тех пор, как жил у миссис Эллиард. Я тяжело болен и прошу навестить меня.

Ваш собрат по профессии, Стивен Билкнап.

      Барак улыбнулся:

      – Вы даже рот разинули. Неудивительно, я тоже разинул, когда увидел.

      Я взял соверены и внимательно рассмотрел их – не шутка ли? Но это были настоящие золотые монеты, выпущенные до снижения качества чеканки, с изображением короля на одной стороне и тюдоровской розы на другой. В это было почти невозможно поверить. Стивен Билкнап был известен не только своей бессовестностью – как в личной, так и в профессиональной жизни, – но также и скупостью: говорили, что он держит дома сундук с сокровищами и по ночам любуется ими. За годы Билкнап скопил свое богатство путем всевозможных грязных сделок, отчасти заключенных во вред мне, а кроме того, предметом его гордости была невыплата долгов, если ему удавалось уклониться от нее. Три года назад в приливе неуместного великодушия я заплатил одному моему другу, чтобы тот присмотрел за ним, когда он заболел, и Билкнап не возместил мне моих расходов.

      – В это почти невозможно поверить, – стал рассуждать я. – И все же, помнится, прошлой осенью, перед тем как заболеть, он какое-то время был со мной дружелюбен. Пришел ко мне и спросил, как я поживаю, как идут дела, словно был моим другом или собирался им стать.

      Я вспомнил, как в один прекрасный осенний день Стивен подошел ко мне через четырехугольник двора – его черная роба болталась на тощей фигуре, а на измученном лице была болезненная заискивающая улыбка. Жесткие светлые