Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы. Николай Зенькович

рецензию профессора МГУ на монографию его знакомого узбека, партработника. Я это уладил. В другой раз было деликатное поручение, касавшееся Раисы Максимовны. Потом снова одно щекотливое дело, связанное с ее именем. Все было выполнено качественно и в срок.

      Как-то, во время очередной телефонной связи, он уловил, что у меня плохое настроение. Объяснил почему: тогда у меня была крупная неприятность, попал, как зернышко, между безжалостными жерновами двух могущественных группировок.

      – Почему же вы раньше не сказали? – упрекнул он меня. – Я бы непременно вам помог.

      – Да вот такой скромный. Нет у меня никакой поддержки в Москве, Виталий Семенович.

      – Вот что, вы не принимайте скоропалительных решений. Кое-что у меня должно измениться. Я вам помогу. Кстати, а Пряхин знает об этой неприятности?

      – Да, знает.

      – Ладно, я с ним поговорю.

      Действительно, такой разговор состоялся. Об этом мне сказал Пряхин. Гусенков подтвердил, что примет участие в моей судьбе. И я стал ждать.

      И дождался. Когда, как говорится, совсем стало невмоготу, когда потерял работу, обратился к нему:

      – Виталий Семенович, здравствуйте. Завис я, Виталий Семенович.

      – Так, так, – ледяным тоном произнес он. – Скажу вам откровенно: не стройте никаких иллюзий. Ко мне уже обращались несколько человек, и я им не помог. Не знаю, не знаю…

      Я не узнавал Гусенкова. Всегда предупредительно-вежливый, корректный, он говорил сухо и холодно.

      – Извините, Виталий Семенович, – пролепетал я. – Извините.

      В последний миг что-то изменилось:

      – Как вас найти? Дайте ваш квартирный телефон.

      Я назвал. По-моему, чисто протокольный прием. Чтобы отвязаться.

      Позвонил Потапову в «Труд». Некогда:

      – Позвони позже.

      Позвонил по вертушке Авраамову, главному редактору «Журналиста», где я с конца прошлого года – член редколлегии.

      – А, Николай Александрович! – обрадовано-приподнятым голосом произнес он. – Как дела, как настроение?

      – Да вот так, Дмитрий Сергеевич, безработный. Сижу дома.

      – Ну, мы вас в обиду не дадим. Мы вас очень уважаем. Правда, из членов редколлегии мы вас вычеркнули. Те, кто выше вас, сказали: вы уже никого не представляете. Но вы к нам приходите, посидим, потолкуем…

      Как будто он с кем-то согласовывал. Попробуй кого-нибудь сейчас найти! Тем более что он сам подал заявление о выходе из состава редколлегии «Правды». Еще до путча. Ведь журнал «Журналист» товарищ Леонтьев в свое время не стал печатать за его антикоммунистическую позицию. Я тогда Авраамову позвонил, объяснил, что моей вины здесь нет, и он подтвердил, что против моего членства в коллегии «Журналиста» он не возражает. Наоборот.

      Через пять минут он позвонил:

      – Какой оклад у вас был?

      – С компенсацией 840 рублей.

      – Ясно.

      Позвонил Алексею Александровичу Яновичу. Он – заведующий отделом Верховного Совета СССР.