Агония СССР. Я был свидетелем убийства Сверхдержавы. Николай Зенькович

П.М. Машерова, как-то разоткровенничался:

      – Небывалый случай. Обычно руководители сплавляли слабых работников на учебу в ВПШ. Лучший способ избавиться от неугодных. А тут вдруг приходит заместитель главного редактора, совсем молодой – тридцать лет, – и сам просит послать его на учебу. С такой должности!

      В ВПШ моими сокурсниками были первые секретари райкомов, заведующие отделами обкомов – в основном в сорокалетнем возрасте, предельном для зачисления в ВПШ. Если сорок лет, так и знай: послали на учебу в порядке партийной дисциплины. Они и составляли основной костяк слушателей. Многие, догадываясь о своей участи и не имея ни навыков, ни желания обновлять знания, прожигали жизнь в столице, наверстывая все, что упустили в круговерти районной текучки. Именно там, в стенах ВПШ «на Миусах», родилась песня сосланных на учебу периферийных партработников. До сих пор помнится ее рефрен:

      Спасибо партии родной

      за двухгодичный выходной.

      Как попал я «на Миусы»? «Миусами» в просторечии мы называли ВПШ потому, что она находилась в Москве на Миусской площади. Длительное время ректором этого учебного заведения, знакомого не одному поколению советских и зарубежных партийных работников, был профессор Митронов. О нем была сложена популярная в общежитии песня выпускников:

      Прощай, Метронова слободка,

      прощай, родная ВПШ!

      Мы выпили здесь бочку водки

      и не узнали ни шиша!

      Почему «Метронова»? Ведь фамилия ректора писалась через «и». Дело в том, что Миусская площадь в ста метрах от станции метро «Новослободская»…

      Но я отвлекся. Итак, отчего вдруг появились «Миусы»? Я ведь собирался в ЗВПШ. Дело в том, что я опоздал с просьбой о заочной учебе. Списки рекомендуемых в ЗВПШ были уже составлены и поданы в ЦК КПСС – он занимался подбором и комлектованием контингента слушателей.

      Каленчиц сообщил мне об этом, когда я позвонил ему, встревоженный отсутствием ответа из ЦК.

      – Рекомендую поступать на дневное отделение, – прозвучал в трубке его глуховатый, не совсем внятный голос. – Я сам учился на дневном и нисколько об этом не жалею. Жил, как говорится, на два дома, двое детей в Бресте, жена, а стипендия – 140 рублей. Сейчас там 220 платят. Да и перспектив в Минске больше, чем в Бресте было. Там что? Одна областная газета. А в столице вон сколько изданий! Без работы не останешься.

      Доверительный тон старшего товарища, прямо скажу, подкупал. И я решился. Будь что будет. Да и другие товарищи, учившиеся в свое время в ВПШ в Москве, развеивали последние сомнения:

      – Езжай и не раздумывай! Тебе сколько? Тридцать? Больше такой возможности не представится. В смысле теоретической базы ничего подобного в стране нет.

      Этот аргумент был самым убедительным. Чему и где я учился? Три года в вечерней школе, пять лет на вечернем факультете университета. В обществе ученых мужей в основном отмалчивался, иные коллеги, состоявшие в