Русская апатия. Имеет ли Россия будущее. Александр Ципко

кого Степан Бандера никогда не станет национальным героем, но и новую Россию, где придется молчать всем тем, для кого Ленин и Сталин остаются заурядными палачами. Кстати, без всякого противостояния с Западом, по новому закону всем тем, кто, как я, утверждает, что Сталин был палач пострашнее Гитлера, ибо он убивал своих, а тот чужих, уже полагается двухгодичный срок.

      И последнее, почему меня потянуло на философские размышления о русской истории, и откуда этот пессимизм, которым дышит, наверное, эта моя статья. Но ведь действительно, если посмотреть на происходящее в контексте нашего страшного русского ХХ века, то история повторяется. Мы все время ищем себе на голову новые приключения, не способны нормально жить и развиваться, не способны строить, созидать без надрыва, без мобилизационной экономики, без тягот и лишений. Все-таки все поразительно зыбко, неустойчиво в нашей русской истории. Нам быстро надоедает нормальная, спокойная жизнь, и мы дружно, как настоящие самоубийцы, ломаем все устоявшееся, ищем конфликтов, а на самом деле просто смерти.

      Честно говоря, и это не преувеличение, я смотрю на все происходящее не только как человек, вся основная жизнь которого пришлась на годы «холодной войны», но и как глубокий старик, как будто живущий второе столетие. Моя беда, а может быть, мое счастье состоит в том, что мои дедушки, которые меня воспитывали в детстве и отрочестве, влили в мое сознание свою собственную историческую память. Отец моего отца, отставной чекист, полурусский-полулатыш Леонид Дзегудзе, был 1890 года рождения. Отец моей матери Еремей Ципко, крестьянин из Проскурова, ровесник Сталина, был 1880 года рождения. Так вот, поразительно, они, «красные», никогда ничего не рассказывали о революции, а только о том, что они потеряли, что было в николаевской России. Первый, интеллигент, все время рассказывал о своей прабабушке, дочери адъютанта Суворова Андриана Денисова, которая умерла у него на руках в Киеве в 1924 году в возрасте 104 лет, и, естественно, о воинских подвигах своего прадеда-генерала. А второй дед, Ципко, по поводу и без повода, рассказывал о голоде 1901 года в его родной деревне Ольшаны под Каменец-Подольском и о том, как он был счастлив, что в конце концов попал в сытую Одессу. Кстати, они почему-то настойчиво (теперь я понимаю, почему) внедряли в мою голову все эти события в их жизни, которые имели отношение к российской истории. Кстати, и дед Леонид, и дед Еремей очень гордились тем, что судьба свела их в разное время с Максимом Горьким. Первый показывал мне фотографию 1912 года, на которой он сидит рядом с Горьким у него на вилле на Капри, тогда дед Леонид учился на инженерном факультете Неаполитанского университета. А второй, дед Еремей, рассказывал мне о том, как они вместе с Горьким в 1901 году работали грузчиками в одесском порту и вместе ходили в «обжорку», где обед стоил всего 18 копеек. И почти каждый вечер, когда я был рядом с ними, то с первым, то со вторым, они говорили о прошлом как об утерянном рае. И мое сознание все-таки политизированного ребенка пронизывала их болезненная