Королевская щука. Анна Яковлева

застыла, скулы свело. Голова налилась свинцом, а сердце – ненавистью к взрослым.

      Талли задержала взгляд на диковатой мордашке:

      – Почему пуговица?

      – Чтобы снимать штаны.

      – Очень предусмотрительно, – пробормотала Талли, – вы пока рисуйте, а я выйду ненадолго.

      Кивнула нянечке и деревянной походкой вышла из столовой.

      Оказавшись снаружи, Талли привалилась к двери и постояла, прикидывая, как поступить.

      К черту дипломатию и политесы.

      Она сорвалась с места и ракетой понеслась по коридору, но уже перед кабинетом заведующей сбросила обороты. Ну же, сказала себе, ты же психолог. Думай конструктивно.

      Сердце ухало в груди, Талли пришлось сделать несколько глубоких вдохов.

      Постучалась и, услышав разрешение, вошла.

      Подсознание мельком выхватило кофейный аромат, разлитый в воздухе, и отсутствие помады на бесформенных губах.

      – Не помешаю?

      – Кофе хотите?

      – Да, – быстро ответила Талли, приземляясь на облюбованный ранее стул.

      Марина расстелила салфетку, достала из шкафа пакетик (два в одном!), надорвала, высыпала содержимое в чайный бокал и залила кипятком.

      Аромат кофе усилился.

      Вдыхая притягательный запах, Талли судорожно соображала.

      Она, конечно, не криминалист…

      – Вы хотели о чем-то спросить? – проявила чудеса догадливости хозяйка.

      – О синяках у мальчика. – Маленькая и бестелесная Талли вдруг заняла весь кабинет. – Не знаете, откуда они?

      – Разумеется, знаю, – удивилась Марина, – мы же тут не плюшками балуемся.

      – Конечно. Простите. – Талли обхватила пальцами бокал.

      – Он поступил к нам с синяками.

      – Вы позволите полистать его карту? – Бокал жег ладони, но Талли как будто не замечала этого.

      – Если для вас это так важно.

      – Очень важно.

      С видом оскорбленного достоинства заведующая выдвинула ящик стола и перебросила Талли тощую тетрадку.

      – Спасибо. – Отставив бокал, Талли смахнула со стола карту, впилась глазами.

      Эдуард Крупенин, интернат для сирот № 2, значилось на обложке. Талли перевернула лист. Семь лет, мать лишена родительских прав, отца нет. Со слов воспитателей, вдруг стал спать под кроватью и кусать всякого, кто пытался его оттуда извлечь. Отсюда синяки на запястье…

      Вдруг стал кусаться? Спокойно, спокойно…

      Два дня ты как-нибудь продержишься. И никому ничего не скажешь, потому что бесполезно. Крик поднимать надо не здесь, а… Где? Где?! В Москве, в Гаагском суде, в ООН, в небесной канцелярии? Хороший вопрос. И все-таки – где?!

* * *

      …Программистка, как и Лешка, Аня оказалась интровертом. Разговаривать с ней было все равно, что разговаривать с портретом: слушает и молчит. О чем думает – не поймешь.

      Макс разразился зажигательным спичем о Смутном времени, о Борисе Годунове, о Богдане Бельском, живописал его почетную ссылку на воеводство в Великий Новгород, пересыпал все