Стеклянный страж. Дмитрий Емец

неожиданно, хотя, казалось бы, такая туша неожиданно появиться не способна по определению. Застенчиво щурясь, он стоял рядом с Прасковьей и отгонял от себя невесть откуда взявшихся в метро ос.

      – Я так испугался! – сообщил он Праше, настороженным глазом косясь на Мефа. – Вообрази: спускаюсь на эскалаторе, и тут тьма, мрак! Эскалатор дергает, и парень сзади вцепляется мне в волосы! Мы кубарем летим вниз, а потом – свет раз! – я вижу, что парень сидит и в полном шоке жует мои волосы! Чтоб у него аллергия началась на сахарную вату!

      Меф шагнул к Ромасюсику. Он намеревался в простой и доступной для амеб форме объяснить, почему свиньей быть невыгодно.

      Не растерявшись, Ромасюсик отскочил и, подпрыгнув, заверещал:

      – Что ты дуишь, фюлюган? Граждане, миленькие! Зовите полицию! Я поймал беглого преступника, а он меня убивает! Ай! Психи атакуют! Караул!

      «Беглый преступник» заносил уже ногу для пинка, когда на глазах у Буслаева одна из пристававших ос скользнула Ромасюсику в ноздрю и бесследно исчезла. Меф оцепенел. Несколько секунд он ожидал какой-то реакции, но ничего не происходило. Ромасюсик продолжал верещать, призывая граждан к сознательности. Еще секунд через пять другая оса деловито влетела шоколадному юноше в ухо и тоже невозвратно скрылась.

      Меф внезапно осознал, что голова у Ромасюсика внутри полая!

      Первой терпение потеряла Прасковья. Визжащий Ромасюсик неожиданно перестал визжать, и глаза у него стали как оловянные пуговицы.

      – Вспомнил? Теперь ты знаешь, кто ты на самом деле? – спросил он совсем другим голосом.

      Слова вырывались у Ромасюсика плевками, точно вода из заткнутого пальцем крана.

      – Да, – помедлив, ответил Меф.

      – Видишь: я была права! Они стерли тебе память, набили ее мусором! Они лгали тебе, и твоя Дафна первая! Они затолкали тебя, наследника Кводнона, в жалкую забегаловку разносить подносы! Надеюсь, ты ненавидишь их теперь так же сильно, как и я!

      Меф не настолько перегрелся, чтобы вместе с Прасковьей критиковать свет и ругать Дафну.

      – Что это? – спросил он, кивая на камни, которые Праша продолжала держать на ладони, забыв о них.

      – Где? А-а, это!.. Алмазы! – ответила та недовольно.

      – Серьезно? Откуда?

      – С прииска. Подарил сегодня клиент один. Подмазывался.

      – Какой клиент?

      – Уже никакой. Контракт истек в три.

      Меф кивнул. Вместе с памятью вернулось и знание об аренде.

      – Разве алмазы не блестят?

      – Блестят бриллианты. Эти еще от породы надо отделить. Хочешь, подарю? Тут твоя зарплата примерно за пять тысяч лет, – предложила Прасковья.

      Меф отказался.

      – Ну не хочешь, и не надо. Мне тут мелочи накидали – вот и я им накидаю! Эй, ловите! – крикнула Прасковья и, с вызовом глядя на Мефа, швырнула алмазы под ноги людскому потоку.

      Буслаев метнулся было их собирать, но под насмешливым взглядом Прасковьи остановился. «Ну и пускай! Наплевать!» – подумал он. Люди наступали на камни и, не понимая, что это, шли дальше.

      Неизвестно