Плерома. πλήρωμα. Андрей Сафонов

успело сфотографировать улицу – пустынную и как будто уходящую в Германию 30-х годов и далее, сквозь толщи веков, мимо дома Фауста, по кварталу алхимиков и чернокнижников в зловещую беспредельность, откуда медленно, но верно приближается зловещая птица. Это был идеальный образ для улицы zu dem Tod5 из песни и книги, которую я тогда писал.

      Сумерки сгущались. Как будто программа и до этого работавшая небезупречно, теперь начала давать явный сбой. То ли совесть окончательно спятила, то ли страшный информационный вирус внедрился в мое сознание и разбил его на множество несвязных кусочков, отчаянно барахтающихся в пустоте. Я не мог сосредоточиться ни на чем, не мог договорить ни одну фразу до конца, задевал людей, постоянно терял вещи. Мои руки дрожали, голова повисла, как у повешенного клоуна. Искривленный рот произносил невнятные наборы слов. Птица многозначительно философствовал о стирании личности и говорящих зомби.

      Для того, чтобы описать то, что произошло дальше, мне будет трудно подобрать подходящие слова. Но попробую.

      Улица zu dem Tod

      В таком состоянии я вернулся в Калининград, бывший немецкий Кенигсберг, отошедший к России после второй мировой войны. Несмотря на то, что в 1945 город подвергся страшным бомбежкам, так что от центра ничего не осталось, ему удалось сохранить мрачный дух средневекового города-крепости. Было ощущение, что город навис над пороховым складом, и одной искры было достаточно, чтобы он стремительно низвергнулся вниз.

      Возле порхающего над гладью привокзальной площади памятника Михаилу Калинину, давшего городу его новое имя (играя символами, мы называли его с Птицей Ангелом Михаилом), остановился наш автобус. Было 11 вечера, ехать к моей маме в Багратионовск было уже поздно, и мы решили переночевать у нашего общего друга – Толика Гусляра, талантливого уличного музыканта, частенько разъезжающего по ночному городу на велосипеде и предлагающего свое необыкновенное творчество зазевавшимся прохожим. Что-то побуждало меня вернуться в автобус, перед тем как он тронулся, но я не послушался. Оказалось, что в очередной раз зря. По всей видимости, именно там я забыл банковскую карточку, на которой находились почти все наши сбережения (за последние две недели я ее терял и находил множество раз). И без того подавленный непомерной печалью, теперь я окончательно расклеился. Птица взвалил на спину огромный рюкзак, набитый бутылками с чешским вином, и мы пошли. Возникла было мысль взять такси, но я пожалел денег, которых и без того почти не осталось. В общем, через полчаса мы были на улице 8 марта возле дома Толика. Словно иллюстрация к некой мистической книге, она казалась продолжением загадочной Праги. Как же много связывало меня с ней…

      За 5 лет до описанных событий, еще до того как мы с Леной уехали в Питер, я принялся писать заветную книгу. Мне хотелось создать готический роман о Кенигсберге в стиле австрийского фантаста Густава Майринка

5

Улицы в смерть (нем).