Плерома. πλήρωμα. Андрей Сафонов

многострадальный дом, в котором через какой-то месяц произойдут невообразимо чудовищные события. Стремительно проносится источающий даже летом мертвенный холод Обводный канал, за ним красный дом с впалыми окнами-глазницами, застывший в страшном нечеловеческом крике, словно увидевший нечто такое, что невозможно пережить

      В столовой на Витебском вокзале я вручил Лене картонную тарелку и попросил записать мои хорошие качества. И вот что она записала:

      1) Честность

      2) Ум

      3) Смелость

      4) Доброта

      5) Искренность

      6) Глубина

      7) Сострадательность…

      Каждый пункт был похож на издевательство. «Да что же это такое? Похоже на то, что она пребывает в каком-то параллельном мире, будто бы все эти четыре года она жила не со мной, а с выдуманным ею человеком».

      С вокзала мы отправились в Купчино, на квартиру к Ивану Лернеру. В первый наш приезд в Питер, мы познакомились с одним из представителей антропософского общества – еще в 60-х он подпольно издавал переводы доктора Штейнера29, странного философа предлагавшего точное научное знание о духовном мире30. За эту пропаганду он вскоре был вызван в КГБ и изгнан за пределы города. Иван представлял собой типичного питерского интеллектуала, из тех, чей портрет можно было нарисовать так: крошечная коммунальная квартира, и книги, книги, книги, насколько хватает глаз. И вот то крохотное пространство, что остается без книг – это и есть питерский интеллектуал. Таким был Лернер – вся его жизнь, как статуя, высеченная из великих истин – сплошные нравственные принципы, никакого эгоизма.

      Станция Купчино, путь под мостом, бензоколонка, школа, серая 10-этажная коробка за зеленой полосой, старенький лифт, 10 этаж, сложная комбинация замков и вот мы снова в этой квартире! Год назад мы с нее начали свою одиссею по Питеру, сменив 5 мест и теперь снова вернулись сюда. И вот нас встречает знакомый типографский запах. Куда не кинешь взгляд, тянутся книги, сотни, тысячи книг. Еще недавно это было бы для меня раем, но теперь книги вызывали тревогу. Эти тексты напоминали омут, в который можно было ринуться с головой и уже никогда из него не выбраться.

      В единственной комнате, где едва можно было протиснуться, на стуле под портретом доктора Штейнера, лежал сюрприз. Арахисовые козинаки, пакет дорогого клюквенного морса, открытка с рыжим гномиком чем-то напоминающим хозяина квартиры. Рядом лежала записка:

      «Дорогие Андрей и Леночка. Извиняюсь за бардак. Уезжал в спешке и не успел толком привести все в порядок. Я надеюсь, вы не осмелитесь меня обидеть и будете пользоваться всем, что вам понадобится – в шкафчике возле раковины чай, кофе, цикорий – все, что найдете ваше, в оконном проеме лежат сухофрукты. Буду очень благодарен, если иногда вы будете подбрасывать корм птичкам (на балконе я сделал для них кормушку). Ваш И. Л.»

      – Какой же он все-таки милый, – будто

29

Рудольф Штейнер утверждал, что обладает точным научным знанием о духовном мире, которое доступно всякому искреннему исследователю, подобно тому, как знание о природе доступно естествоиспытателю. В настоящий момент собрание сочинений Штейнера насчитывает более 100 томов, затрагивающих астрономию, медицину, музыку, архитектуру, историю и фактически все сферы человеческой деятельности с особой «духовнонаучной» точки зрения.

30

Свое учение Штейнер называл антропософией, считая, что оно дает всестороннее духовнонаучное знание о человеке. А. напоминает многочисленные восточные учения, гностицизм, теософию Блаватской и Рерихов, но предлагает гораздо более точное «знание» о духовной реальности. А. оказала серьезное влияние на поэта А. Белого и на серебряный век.