Колиивщина. Иван Собченко

высоком лбу Петренко густо выступал пот, катился по щекам, по носу, капельки его дрожали на реденьких, чуть посеребренных сединой усах. Петренко бессильно махал цепом.

      – Ты бы, дядько Юхим, отдохнул, – сказал Федор, подгребая вымолоченный сноп, – а я один немножко помолочу.

      – Да я словно бы и не устал, только поясницу чего-то ломит…

      Федор отвернулся в сторону, выплюнул едкую пыль и бросил на ток тяжелый, туго перевязанный сноп.

      – Где там не устал! Вторую копну кончаем сегодня.

      Петренко вытряхнул остья из бороды, подмостил куль и опустился на него. А Федор, примяв ногой сноп, и поплевав на ладони, взял в руки цеп.

      – Хлопцы говорили, эконом обещал за месяц перед Рождеством убавить на день панщину. Вместо 3-х дней будет 2 дня в неделю.

      – Как бы ни так! Он, если б только было можно, добавил бы еще один. Когда перешел я на панщину, то работали только 96 дней в году, а сейчас уже 144 дня в год. И чего не придумывали иродовы сыны! Ты ж сосчитай, кроме панщины: обжинки, – стал загибать на руках пальцы Петренко, – закосы, обкосы, дорожное. За грибы и ягоды из лесу по два дня накинул. Боюсь, Федор, не протяну я долго… Взгляну на тебя – зависть берет: молодой, здоровый, а паче всего – не вечный крепостной. Отбудешь срок – снова вольный.

      – Слышал я, будто у тебя земля была. Чего ж ты пошел к пану? – переспросил Юхима Федор.

      – Из-за нее ж и пошел. Заложил землю, заплатить в срок не смог, а управляющий закладную на нее заставил дать. И уже не выкарабкался. – Петренко поднялся, взял цеп.

      – Отбыть бы мне срок. Больше никогда не продамся в панщину. Соберу немного денег, земли куплю, – мечтательно заговорил Федор.

      – Так когда-то и я думал. На землю с трудом собрал, а вот не удержался на земле.

      – Я зубами в землю вцеплюсь, мне бы десятинки три для начала. Денег немного есть, да еще приработаю. Вот только на хату выделить придется, – дрожащим голосом поведал о своей заветной мечте Федор.

      Петренко потряс сноп, скрутил перевязь.

      – Зачем тебе новая хата, разве эта совсем падает?

      – Надо, – замямлил Федор. – Может, жениться буду.

      – Думаешь, мельник отдаст за тебя Галю?

      – Отдаст, наверняка отдаст. Писарь обещал помочь, с мельником переговорит.

      – Поменьше веры ты ему давай. Нужен ты ему, как архиерею хвост.

      – Я ему верю. У него все, как у простых людей.

      – Все, да не все. Он, правда, тоже борщ ест, но только ест-то он его серебряной ложкой.

      – Разве среди богатых добрых людей нет?

      – Бывают… что и муха чихает. Ты думаешь, он благодетель, если тебе работу дает?

      – Он мне за это деньги платит, и потом меня никто не хочет брать на подельщину.

      – У тебя силы за десятерых, а он… – Петренко замолчал, так как заметил, что сам управляющий имениями пришел на ригу.

      Цепи на току загудели еще быстрее. Управляющий с приказчиком обходил кучи обмолоченных снопов, разговаривал с молотильщиками, что-то поспешно записывал