Странник по звездам. Джек Лондон

снова стало щемяще-знакомым.

      – Это Башня Давида, – объяснил миссионер, обращаясь к моей матери.

      – Нет! – убежденно воскликнул я.

      – По-твоему, она называется не так? – спросил миссионер.

      Я кивнул.

      – Ну, а как же она называется, милый мальчик?

      – Она называется… – хотел я ответить и запнулся. – Я забыл.

      – Она стала какой-то не такой, – добавил я, помолчав. – Ее всю перестроили.

      Тут миссионер выбрал из пачки другую фотографию и протянул ее матери.

      – Я побывал здесь полгода назад, миссис Стэндинг, – сказал он и, указав пальцем, добавил: – Это Яффские ворота, через которые я прошел прямо к Башне Давида – она вот тут, на заднем плане, где прижат мой палец. В этом согласны все ученые-богословы. Эль Кулах называл ее…

      Тут я опять перебил его и, показав на развалины в левом углу фотографии, воскликнул:

      – Она где-то вот тут! Так, как вы, ее называли евреи. А мы называли ее по-другому. Мы называли ее… я забыл.

      – Нет, вы только его послушайте! – засмеялся отец. – Можно подумать, что он бывал там!

      Я уверенно кивнул, так как не сомневался, что мне доводилось бывать в тех местах, хотя они как-то странно изменились. Отец расхохотался еще громче, а миссионер решил, что я смеюсь над ним. Он показал мне еще одну фотографию: унылая пустыня, без единого деревца или травинки, прорезанная лощиной с пологими каменистыми склонами. Неподалеку виднелась кучка жалких лачуг с плоскими крышами.

      – Ну, а это что такое, милый мальчик? – осведомился миссионер.

      И я вспомнил!

      – Самария! – ответил я, не задумываясь.

      Отец захлопал в ладоши, мать совсем растерялась, не понимая, что на меня нашло, а миссионер как будто рассердился.

      – Мальчик не ошибся, – сказал он. – Эта деревня действительно находится в Самарии. Я проезжал через нее. Поэтому я и купил эту фотографию. А мальчик, несомненно, уже видел другие такие фотографии.

      Но и отец и мать стали уверять его, что этого быть не может.

      – Только на картинке она не такая, – расхрабрился я, а моя память в это время деятельно восстанавливала все исчезнувшие особенности ландшафта. Общий его характер остался прежним, так же, как и очертания далеких холмов. Я начал вслух перечислять изменения, тыча пальцем.

      – Дома были вот здесь, справа. А здесь были деревья, много деревьев, много травы и много коз. Я, как сейчас, их вижу. Коз пасут двое мальчиков. А вот тут много людей, и все они идут за одним человеком. А вон там, – я прижал палец к тому месту, где перед этим обозначил деревню, – а вон там много бродяг. Они одеты в лохмотья. И они больны. У них все лица, руки и ноги в болячках.

      – Он слышал об этом в церкви или где-нибудь еще… Евангелие от Луки, исцеление прокаженных, – сказал миссионер с довольной улыбкой. – А сколько было бродяг, милый мальчик?

      В пять лет я уже умел считать до ста и, мысленно их пересчитав, сказал:

      – Их десять. Они машут руками