Красное колесо. Узел 3. Март Семнадцатого. Книга 3. Александр Солженицын

её.

      А говорить подходило – как раз великому князю. Отвечать, решать.

      Но он не был готов!

      – Господа… – потянул Михаил Александрович со слабостью. – Если между вами нет единства, то – как же мне? Мне – трудно…

      Замялся. И все замялись.

      И предложил великий князь: не может ли он теперь поговорить отдельно с… с кем же, по порядку чинов, если не с председателем Думы и, очевидно, с председателем Совета министров?

      Князь Львов? Князь, при своём чистом, полублаженном виде, не имел определённого мнения. Он мог и говорить, пожалуйста. Мог и не говорить.

      А крупный, самодовлеющий и, кажется, всевластный Родзянко – смутился. (Почему это – именно с ним. Будет выглядеть как сговор с монархией за спиной общественности?..) Он ответил, что все здесь – одно целое, и частных разговоров никто не может вести.

      И – покосился боязливо на Керенского.

      О, как этот мерзавец вырос в силе! Да он и был уже главный среди них? Вот уж нестеснённый, вот уж самый свободный здесь человек, он разрешил галантно:

      – Наш нравственный долг, господа, предоставить великому князю все возможности для правильного и свободного решения. Лишь бы не было посторонних влияний, телефонных разговоров.

      Без телефона? – великий князь согласился.

      Мог бы возразить Милюков: невыгодная комбинация? Но зато он сам выступил дважды.

      А Гучков, – Гучков, если б сейчас его допустили тет-а-тет на две минуты, подал бы мысль: Ваше Императорское Высочество, да не беритесь вы решать в полчаса, не давайте себя загнать в клин! Потребуйте день, два! Почему отречение Государя не опубликовано? Дайте его узнать России, и будете думать вместе с Россией! Потребуйте два дня, – а за это время можно успеть даже в Ставку – и там истинное место ваше!..

      Нет! Не мог Гучков при всех, при Керенском, передать Михаилу своего ума. И – вообще не мог. Сам Михаил – не тот. Приход его к власти – благодетелен, но видимо невозможен. Да и Гучков – не тот, вдруг почувствовал исчерпание сил. Изъездился, изговорился вчера?

      А между тем Керенский преградил путь великому князю:

      – Пообещайте, Ваше Высочество, не советоваться с вашей супругой!

      – Её нет здесь, – улыбнулся Михаил печально. – Она в Гатчине…

      Великий князь с Родзянкой и Львовым ушли в другую комнату.

      А тут – разбрелись, обсуждали, кто-то ещё спорил с Милюковым, так и не вставшим с дивана. Гучков сказал Некрасову и другому Львову, остолопу:

      – Вы толкаете страну к гибели. И я с вами по этому пути не пойду.

      Шульгину сказал:

      – От вас не ожидал. Вы слишком быстро катитесь.

      Но и с Милюковым не стали сговариваться.

      Терещенко ходил, выглядывал в окна на Миллионную – как там гуляют с красными бантами и нет ли толпы сюда, в дом, линчевать их всех.

      Прибывший с опозданием волосатый Ефремов показал Гучкову сегодняшний номер «Известий рабочих депутатов». Там была грозная статья против вчерашних слов Милюкова о