Форс-мажор. Рассказы. Олег Михалевич

них, и я перепрыгну на лихтер. А там или разбужу вахтенного, или сам их якорь отдам.

      – Нет-нет-нет! – услышал мое предложение и капитан. – Слишком рискованно. Море штормит, а если с курсантом что-нибудь случится… Нет, такого распоряжения я дать не могу.

      – Если «Амбарчик» окажется на камнях, спрос будет не меньше, – заметил Дзюба.

      – Не знаю, не знаю, не знаю…

      – По правилам морской практики, буксируемый объект полностью на нашей ответственности.

      – Но они же свои обязанности не выполняют! На наши сигналы не реагируют! Что мы можем сделать?

      – А давайте так, – предложил я, – как будто я сам, если что, прыгнул, без распоряжения? И в судовой журнал ничего не пишите.

      – Ну… – капитан неопределенно покрутил в воздухе рукой и отвернулся от меня.

      До «Амбарчика» оставалось десять метров. Его борт в носовой части приходился почти вровень с нашей шлюпочной палубой. Я спустился по наружному трапу и отодвинул женщин. Боцман с Имантом и Еидрофором рассредоточились с кранцами вдоль борта. «Стремительный» приблизился еще, очередная волна подхватила буксир и кинула на корпус лихтера. Принимая удар, заскрежетал привальный брус. От края шлюпочной палубы до «Амбарчика» было не больше метра. И я просто перешагнул с борта на борт.

      Сначала мне показалось, что качка прекратилась. Потом я понял, что это не так, просто на массивном, заполненном грузом лихтере она ощущалась значительно меньше. Мои пальцы судорожно сжимали стальной, покрытый наледью крепежный трос и уже ощущали его холод. Я оглянулся. От удара «Стремительный» отбросило на несколько метров, и теперь он медленно отходил от еще не потерявшего инерцию «Амбарчика» в сторону его кормы. Я посмотрел на полубак лихтера, заполненный механизмами мало понятного для меня назначения, и вспомнил, что самостоятельно отдавать якорь мне не приходилось ни разу в жизни, а когда эту операцию на «Стремительном» проделывал боцман, я каждый раз оказывался в лучшем случае за рулем на ходовом мостике и за всей процедурой наблюдал очень издалека. До жилой надстройки, в свою очередь, было метров пятьдесят-шестьдесят, заполненных обледеневшими ящиками. Чуть подумав, я двинулся к надстройке. Чтобы пробежаться по ящикам на стоянке, наверное, не потребовалось бы и минуты. В море, в качку, под порывами шквалистого ветра дистанция выглядела бесконечной. Я пробежал два шага, поскользнулся, упал, оценил надежность четырех точек опоры и очередной ящик преодолел на четвереньках. Потом подумал, что за мной наверняка наблюдают с борта «Стремительного», выпрямился, чтобы через три секунды согнуться вновь. Наверное, так перемещаются под обстрелом. Когда я добрался до надстройки, моя спина была мокрой от пота, а пальцы задубели и почти потеряли чувствительность от холода. Я с трудом отодвинул задвижку наружной двери и вошел внутрь.

      Со времени моего последнего визита здесь все так же пахло спиртным, табаком и потом. Чуть поскрипывали от качки туго принайтованные к полу стол и стулья в центре помещения. С легким постукиванием с борта на борт перекатывались