Преступно счастливая. Галина Романова

и долго молчала. Будто ждала, когда сформируется ответ из кофейной гущи. Затем тяжело вздохнула:

      – Я не знаю. Нет никого на моей памяти, с кем бы она собачилась не на жизнь, а на смерть.

      – А она ведь где-то работала? Где?

      – Ой, да где она только не работала! – махнула сильной рукой племянница покойной и по примеру гостя подперла полную щеку мощным кулаком. – Она больше пары месяцев нигде не задерживалась.

      – Ну да… Учитывая характер… – поддакнул Волков.

      – Хотя… Хотя, знаете, было одно место, где она проработала почти пять лет, – неожиданно вспомнила женщина. – Школа! Тридцать восьмая школа! Там ее держали. Странно, конечно, но держали. Директриса считала, что с приходом тети Веры дисциплина на переменах в школе улучшилась.

      – И кем же она там работала?

      – Не поверите, уборщицей! – весело сверкнула темными глазищами Угарова.

      – Уборщицей?!

      – Да!

      – И… Я не понял, каким образом она обеспечивала дисциплину на переменах?!

      – У нее надо было спросить. Я не знаю никаких подробностей. Знаю, что директриса сильно сокрушалась, когда тете пришлось уволиться. А причина… – Рыжая грива снова пришла в движение, Угарова мотала головой. – Одному Богу теперь известна!

      – Ну, или директрисе тридцать восьмой школы, – проговорил вполголоса Волков и засобирался.

      Угарова проводила его в прихожую, села прямо на тумбочку. Прямо халатом, который казался чистым, в толстый слой пыли, прямо на скорчившиеся от использования тюбики крема. Задумавшись, наблюдала за тем, как Волков надевает шарф, потом куртку.

      – В школу не ходите, – неожиданно нарушила она тишину, вдоволь насмотревшись на его сборы. – Той тетки там давно нет. И даже не знаю, жива ли она теперь, нет.

      – Значит, в отдел народного образования двину. Спасибо за информацию. – Он шутливо козырнул даме. Взялся за дверную ручку.

      – И туда не ходите. На Смоленской улице она жила. – Генриетта быстро продиктовала адрес. – Тетя моя с ней время от времени встречалась.

      – Они были дружны?

      – Не то чтобы очень. Не скажу. – Она скорчила странную физиономию, могущую выражать все, что угодно – от жалости до отвращения. – Знаете, сошлись в одиночестве две старые гадины. Сидят, выпивают, полощут люд. Я ее оттуда пару раз забирала, тетку-то. В День учителя. Надирались они в этот день знатно…

      – Бывшей директрисы я по адресу не нашел, товарищ полковник, – докладывал двумя часами позже Волков.

      Они сидели с полковником напротив друг друга в креслах за маленьким журнальным столиком. Полковник пожелал неформальной обстановки. И даже вызвался Волкова чаем угостить.

      – И где она? Может, тоже, того, а? – Полковник выразительно чиркнул себя ребром ладони по шее.

      – Нет. Жива и вполне здорова. Так соседи доложили. На даче она. Работы подготовительные проводит.

      – На даче?! В феврале?! И что она там делает?

      – Снег в бочки закидывает. Воду им по весне поздно дают. А она