Победителей не судят. Виктор Пронин

придумок и часто смеется над безумными попытками установить какие-то правила. Участковый Пияшев действовал по правилам, спущенным ему начальством…когда это ему не мешало. Но точно так же, с усердием и готовностью, он следовал требованиям, которые выдвигала перед ним жизнь. А жизнь требовала от него, чтобы жил он в мире, дружбе и взаимопонимании со всеми, в полном смысле слова со всеми, в своей округе. Все мы умные, тертые люди и прекрасно понимаем, что непосредственное начальство находилось от участкового гораздо дальше, чем воровской авторитет из соседнего подъезда.

      Сложная должность была у Пияшева, чреватая, таила в себе всевозможные неожиданности. Жить Пияшев обязан был не только по законам, определенным президентом, каким бы он там ни был, но и по воровским законам, неизвестно кем и когда установленным. И находить золотую середину мог человек талантливый, рисковый и опасливый.

      И потому следователя Пияшев встретил радушно, но в то же время настороженно.

      – Анфилогов. Иван. Следователь, – представился один.

      – Пияшев. Александр. Участковый, – ответил второй.

      Оба рассмеялись и прекрасно друг друга поняли.

      – Ищу бывшего зэка, – начал следователь.

      – А чего искать… У нас в каждом подъезде, и не по одному.

      – Молодой, во всяком случае, далеко не старый, здоровый мужик, по вечерам выгуливает собаку.

      – Тут многие собак выгуливают, – сказал Пияшев, быстро взглянув на следователя.

      Совершенно незначащие слова произнес участковый, не выразил ни своего одобрения Анфилогову, ни настороженности, но тот сразу понял – легкого разговора не будет, помощи тоже ждать не следует.

      – Большая черная собака, не знаю, какой породы, но то, что она породистая, это точно.

      – Ну, – сказал Пияшев.

      И Анфилогов склонил голову от пронзившего его понимания – знает участковый, о ком идет речь, знает и хозяина, и его собаку. Но не скажет, не поделится, не выдаст. И следователь спрятал глаза, чтобы не догадался этот губастенький парнишка с испуганным взглядом, что он все понял. Ну что ж, в таком случае остается только потрепаться, подробно, долго и, главное, уважительно потрепаться.

      Когда Анфилогов поднял голову, на губах его играла доверчивая улыбка, глаза светились дружеским расположением, и только зубы сверкали молодо и опасно.

      – Что ну? – спросил Анфилогов.

      – Я к тому, что все собаки у них породистые, непородистых собак не выгуливают. Беспородные гуляют сами по себе.

      – Но не у всех же большие, черные и свирепые?

      – А эта свирепая?

      – Очень, – улыбнулся Анфилогов.

      – А из чего это видно?

      – Она набрасывается на других собак и рвет их на мелкие части.

      – Многих изорвала? – улыбнулся, наконец, и Пияшев, справившись с настороженностью.

      – Одну – это уж точно. Не до смерти, правда.