Дочки-матери. Алина Знаменская

с прижатой к щеке пластинкой мобильника.

      – Поругались?

      – Нужно что-то решать. Мы должны встретиться.

      Наташа молчала. Этот разговор был бесконечен и всегда начинался ровно с середины. А реплики варьировались в зависимости от Жениного душевного состояния. И того отклика, который они в ней вызывали.

      – Нужно что-то решать. Прикажи мне все бросить и приехать за тобой. Ты бы решилась все начать с нуля? Уехать ко мне?

      В зависимости от собственного настроения Наташа могла ответить что угодно. Да. Нет. Это не меняло дела.

      – Если я сейчас приеду за тобой, ты готова все бросить?

      – Готова, – наугад ответила Наташа, без труда улавливая запах его кожи с легкой нотой почти выветрившегося одеколона и вкусным шлейфом дыма «Явы».

      – Нет, правда? Уволишься с работы?

      – Уволюсь. Где мы станем жить?

      – У меня на даче. Я все приведу в порядок, я…

      – А твоя жена?

      – Что ты сразу хватаешься за жену? Ты нарочно начинаешь эту тему. Я ведь не спрашиваю, что станет делать твой муж без тебя.

      – Я и так знаю. Он очень быстро сопьется и превратит нашу квартиру в бомжатник. Здесь будут ночевать его коляны, тыквы и петровичи. Они превратят в дрова кухонный гарнитур, за который я расплачивалась три года.

      – Какая проза! Как ты можешь думать о каком-то там гарнитуре в два часа ночи?

      Наташа вспомнила, отчего проснулась. Она только на минуту забыла, а теперь снова вспомнила. Белый конверт смотрел на нее с вызовом.

      – Кстати, о прозе. Как прошел твой творческий вечер?

      – Плохо. Телевидение не приехало, – ворчливо сообщил Женя. – Родственники, которые обещали помочь с продажей книг, подвели, пришлось все делать самому. Все прошло комом.

      – А жена?

      – Она говорит: не понимаю, зачем тебе все это нужно. Вполне можно обойтись и без песен, и без басен. И уж конечно, без этих, как она выражается, показательных выступлений.

      – Из-за этого вы поругались.

      – Нам давно уже не нужен повод, чтобы поругаться, ты же это знаешь. Мы перестали понимать друг друга. Ты не ответила мне на вопрос.

      – Бородин, ты прекрасно знаешь, что я не поеду в вашу деревню.

      – Какая деревня? Ты сама говорила, что у нас очень милый поселок городского типа, что здесь обалденная природа. Чем тебе не нравится наш санаторий?

      – Отдыхать – нравится. Не нравится ходить в один магазин с твоей женой, постоянно встречаться с ней на улицах, чувствовать на себе косые взгляды всех (всех!) в поселке, поскольку вы все там друг у друга на ладони. Приезжай лучше ты. У нас – город.

      – Ташка… Ты же знаешь, солнце мое, я не могу бросить свою работу. Где еще я найду такое место сейчас?

      – Я все знаю, Бородин. Тебе сорок восемь лет, ты главный врач санатория, тебя там носят на руках… Я ничего от тебя не требую. Ты сам завел этот разговор.

      – Да, но… Ты любишь меня?

      – Очень.

      – Мы