Крест Христов. Отсутствует

й не был соблюден. Отсрочка казни простиралась только на обыкновенных преступников, а возмутители общественного спокойствия, враги Моисея и кесаря, каким клевета представила Иисуса, не имели права на эту милость: их казнь тем была законнее, чем скорее совершалась. Итак, Иисус Христос сразу после осуждения был предан воинам, которые у римлян совершали все казни. Первым делом их было снять с Него багряницу и одеть в собственную Его одежду: этого требовал обычай и, может быть, жалость. Молчание евангелистов не позволяет сказать решительно: был снят при этом и терновый венец или оставался на голове Господа до самого снятия Его с креста. Впрочем, древнее обыкновение изображать Иисуса Христа на кресте в терновом венце имеет вид исторического предания. В подтверждение его можно сказать, что распинатели имели достаточно поводов оставить венец на главе Господа, так как, по их представлению о Нем, он был весьма кстати, подтверждая то, о чем говорила надпись.

      Потом воины, как было принято, возложили на Иисуса Христа крест и повели Его за город, где производились казни. Для такого шествия обыкновенно выбирались главнейшие улицы, и оно с намерением делалось как можно продолжительнее; но теперь ограниченность времени не допускала ни малейшего промедления, ибо до пасхального вечера, который был если не столь свят, как предшествующий, в который снедали пасху, то еще более торжествен и праздничен, оставалось всего несколько часов. Поскольку по закону распятых нельзя было оставлять на крестах после полуночи, а крестная смерть, как мы видели, была долгой, то распятие Иисуса Христа следовало отложить до другого времени, если бы не было принято в особых случаях прерывать жизнь распятых насильственной смертью. Синедрион, при всем желании продлить как можно более мучения личного врага своего, должен был решиться на это средство: иначе во время праздника пришлось бы опасаться возмущения народного в защиту Иисуса Христа.

      Открылось необыкновенное зрелище! Тот, Чьи беседы в храме народ иерусалимский всегда слушал с восторгом, Который, казалось, повелевал всей природой, давая исцеление слепорожденным, изгоняя бесов, воскрешая мертвых, Которому еще за несколько дней оказывалось уважение как потомку Давида, как царю Израилеву, проходил пространными улицами и площадями иерусалимскими посреди двух злодеев, влача за Собой тяжелый крест! Теперь-то особенно должны были исполниться слова, сказанные некогда Иисусом Христом о Своем униженном состоянии: блажен, кто не соблазнится о Мне (Мф. 11, 6)!

      «Возможно ли (так могли думать многие даже из тех, кто до сих пор надеялся увидеть в Иисусе Христе обетованного пророками Избавителя), возможно ли, чтобы Мессия подвергся такой участи, какой подвержен теперь Иисус? Кто сам не в состоянии избавить себя от поносной казни, тот может ли принести избавление бедному народу иудейскому? Разве не обманываемся мы все, ожидая восстановления царства Израилева, надеясь на пришествие Мессии сильного и могущественного? Но так учили нас отцы наши; так, говорят, писано в законе и пророках. И для чего бы все пророки за несколько веков в таких величественных выражениях предвозвещали пришествие Мессии, если Мессия будет таким человеком, каким является теперь Иисус, если ему суждено, ничего не сделав для народа, стонущего под игом бедствий, окончить жизнь свою поносной смертью? и какая смерть? Крестная!.. О, проклят всяк, висящий на древе! Нет! Что бы кто ни говорил, а это знамение не спасения, а клятвы: верно, Сам Бог нашел что-либо преступное в Этом Человеке».

      Так могли думать некоторые. С другой стороны, колеблющаяся вера последователей Иисусовых имела для себя немалую опору. В ком было сердце, чуткое к истине и добродетели, знакомое с высокими чувствами веры и святой любви, тот не мог согласиться с фарисеями и книжниками, выставлявшими Иисуса Христа в виде обольстителя с нечистыми помыслами. «Нет! Он не обольщал нас, когда говорил с такой сладостью о любви к Богу и ближнему, когда раскрывал перед нами святые пути Промысла, взывал нас к подражанию вере и добродетелям наших праотцев; когда сердце наше пламенело тем чистым восторгом, которого никогда не вызывали беседы фарисеев и книжников. Поведение Его совершенно достойно Сына Давидова. Если бы Он искал земной славы, то сколько представлялось Ему случаев действовать силой! Не смирение ли и кротость Его были причиной того, что фарисеи так легко взяли Его? Ему приписали мятеж и измену, но это явная клевета, изобретенная первосвященниками за то, что Он обличал их пороки, от которых мы страдаем. Не сам ли Пилат объявлял Его несколько раз невиновным и во время осуждения назвал праведником? Его осудили на смерть крестную, но Он, слышно, Сам давно предрекал эту смерть, говорил, что Ему от Самого Бога предопределено пострадать для спасения Израиля. Мы, слушая наших (слепых) учителей, не ожидали подобных событий. Но разве нам известна вся судьба Мессии? Кто постиг весь смысл пророчеств, в которых Он изображается и страдающим? Не сами ли книжники противоречат себе, когда описывают лицо Мессии? Притом, еще не все окончится с Его смертью. Он обещал, как слышно, чрез три дня воскреснуть. О, если бы сбылось это обещание!..»

      Поступок с Иисусом Христом Ирода, конечно, многим напомнил Иоанна Крестителя, им убитого, а воспоминание всеми уважаемого и любимого Иоанна устраняло соблазн, происходящий от креста Иисуса, ибо все знали, что Иоанн признавал