Сакральный знак Маты Хари. Мария Спасская

его было нельзя. Наоборот, говорил он мало и хрипло, в основном довольствуясь короткими рублеными фразами. Как он ни допытывался, про организатора я ничего не рассказала, чем здорово разозлила капитана Сирина. Три дня я провела в камере предварительного заключения, а потом меня опять вызвал Олег Андреевич и сам подробно рассказал, как было дело. Клянусь, я не называла имени Адгура, ибо полагала, что не имею права предавать того, кто хочет мне только добра. И я снова начала все отрицать, говоря, что идея украсть Саврасова посетила меня совершенно самостоятельно. Олег Андреевич смотрел на меня стальным холодным взглядом, от которого по затылку скребли кошачьи когти, и было страшно себе представить, о чем он думает.

      – Значит, это ты, Берта Лисанге, написала копию «Грачей в Сокольниках», которую собиралась повесить на место подлинника в квартире искусствоведа Берковича? – тусклым голосом осведомился он.

      – Ну да, конечно, я, – принялась я усердно трясти головой.

      Сирин придвинул ко мне через стол лист бумаги и, положив сверху карандаш, приказал:

      – Рисуй.

      – Что рисовать? – похолодела я.

      – Грачей.

      И я нарисовала, как смогла. С памятью у меня все хорошо, поэтому каждая птица оказалась на своем месте. Но вот с рисунком… Рассматривая плоды моего творчества, Сирин хмыкнул:

      – Знаешь, Лисанге, если бы не твоя мать, я бы, вот честное слово, не стал за тебя впрягаться.

      – Мама? – растерялась я. – А при чем тут мама?

      – Я виделся с Киярой Айдаровной. И разговаривал. Мне хватило. Более непрошибаемой женщины я не встречал. А ведь я сначала думал, что ты, Лисанге, законченная оторва. Но теперь понимаю – ты просто несчастный ребенок. У меня у самого такая же дочь, как ты. Я каждый час звоню Танюшке, спрашиваю, как дела, где она сейчас и с кем. Твоя же матушка не смогла назвать имени ухажера, у которого ты обитаешь последний год. Не говоря уже об адресе этого типа. Ей настолько на тебя плевать, что даже поразительно. Ты не в курсе, зачем она тебя рожала?

      – Насколько я понимаю, случайно вышло, – дернула я плечом. – Молодая аспирантка понравилась научному руководителю, он переспал с ней, она забеременела. И, должно быть, в пылу научных поисков даже не заметила этого. А когда все сроки были упущены, пришлось рожать. Вот и родила.

      – Ты так же, как и мать, Айдаровна?

      – Как видите.

      – И фамилия у тебя материнская?

      – Ну да.

      – Интересная фамилия. Наверное, Лисой дразнили в школе?

      – Дома, в Якутске, да, Лиса. А в Москве я стала рыжей дурой.

      Он внимательно посмотрел на меня и совершенно серьезно сказал:

      – Тоже подходит. Честно говоря, впервые вижу рыжеволосую якутку. Ты не красишься?

      – Ага, крашусь, – ехидно прищурилась я. – И канапушки подводкой для глаз рисую. Хотите, сотру?

      Но Сирин не поддался на провокацию.

      – А почему вдруг Берта? – миролюбиво спросил он.

      – Собака