Заём. Влас Дорошевич

сударственного человека этого режима.

      Самого умного, самого талантливого.

      С. Ю. Витте.

      Пусть в эту трудную, эту роковую минуту человек, умевший находиться в трудные минуты, из-за гроба подаст нам совет.

      Как был спасён на краю гибели старый строй в роковое для него время 1905–1906 гг.?

      Как спасаются всякие режимы. Как спасается всякий строй.

      Витте на это отвечал откровенно, спокойно, ясно:

      – Перед нами стояли два вопроса. Армия и деньги. Как вернуть из Маньчжурии армию? Озлобленную неудачной войной, революционно настроенную. Она совершила бы переворот.

      Второй вопрос был – как достать денег.

      – Обезвредить армию нам удалось. Благодаря расстоянию. Мы её вернули par les petits paquets.

      Витте почему-то по-французски говорил это: маленькими количествами.

      – По дороге мы её разоружали. И, вместо армии, в Россию вливались маленькими струйками горсточки безоружных обывателей. И рассасывались в стране. Впитывались. Как капли дождя в песок. Армия была возвращена. За армию мы были спокойны. Эта опасность исчезла. Оставалась другая, такая же огромная. Достать денег. И это сделал я!

      – Он думает…

      Витте произносил: думает, слушает, пишет:

      – Коковцев думает, что деньги достал он! Деньги дали мне. Заём подготовил я! А он только съездил за деньгами.

      Гр. Витте говорил о гр. Коковцеве со злобой, с уничтожающей иронией.

      – Это всё равно, что какому-нибудь фабриканту согласятся дать в банке под вексель 100.000 рублей, он пошлёт с векселем артельщика получить деньги, а тот и станет уверять: «Деньги дали мне! Вот какой у меня кредит!» Деньги дали мне. Я подготовил заём. А он… Вместо него, можно бы послать просто артельщика за получением. Толк один и тот же. А стоило бы дешевле. Проезд по второму классу туда и обратно и 200 рублей наградных. Только и всего.

      – А когда русские подняли агитацию в Париже, чтобы нам денег не давали, – они знали, что делали. Они знали, что это будет для строя смертельный удар. Знали, что бьют по самому больному месту. Под сердце.

      – Но когда армия была больше не страшна, а заём удался, – строй был спасён. Даже больше, чем я предполагал и… хотел.

      Он всегда говорил, указывая на сердце:

      – Здесь я за самодержавие.

      Но это…

      Он указывал на лоб!

      – Это говорит мне, что нужно другое.

      – Строй был спасён. Больше нам ничего не было страшно.

      Так был спасён старый строй. Так уцелел в роковую для него минуту старый режим.

      Так спасаются все строи. Все режимы.

      Старые и новые.

      II

      Новая Россия за свою армию может быть спокойна.

      Её армия революционна.

      Её армия стоит и станет на страже свободы.

      Но какое бы у нас ни было министерство, – коалиционное, социалистическое, – без денег оно ничего не сделает и ничего не спасёт.

      Эти проклятые машины, день и ночь печатающие и не успевающие печатать для нас кредитки, – это кузница, где неумолчно куётся гибель России, гибель всех нас, гибель нашего достояния, гибель всей жизни.

      Это куют каторжные цепи, – разорения, долгов, нищеты, – для наших детей.

      Выслушаем снова слова Витте:

      – Заём был необходим для спасения строя. Ведь, не слушать же было тех идиотов, «сторонников бумажных денег», которые говорили: «Ишь! Машин накупили, а денег не печатают!»

      Словно с вершины высокой горы на нас несётся снежный обвал.

      Огромный снежный ком, который всё растёт и растёт, летит всё быстрее и быстрее.

      И скоро, – и через несколько месяцев, – обрушится на нас, раздавит, расплющит нас вдребезги и похоронит под собой.

      Мы в заколдованном, мы в огненном кругу.

      Из которого нет выхода.

      Ведь, это две чашки весов.

      На одной лежит рубль. На другой лежит товар.

      Чем ниже падает рубль, тем больше повышается всё в цене.

      Скоро рубль не будет стоить ничего.

      Мы будем сидеть голодные, нищие среди груд мусора, ничего не стоящего сора, – наших кредитных бумажек.