Только сияй. Елена Филон

я. Проще поверить в то, что Джаред – гей со всей своей общепризнанной слабостью перед красивыми девушками. Реально, даже в это мне было бы проще поверить, чем в то, что музыкант, играющий на площади в данный момент, может быть Миллер!

      Проклинаю свои ноги и ненавижу свой мозг, который отдал им команду двигаться в ту сторону. Очки на пол-лица, капюшон и кепка прикрывали пирсинг и делали меня максимально незаметным. Так что, пока не появился менеджер Кан со своими затрахавшими всю душу указаниями, решил прогуляться к площади. Не я решил – ноги решили. Лично я ничего не решал.

      – Мужик, я с тобой! – догнал меня Джаред. – Что по плану? Какой клуб? Девочки? Бухло?

      – Ты ж не пьёшь, дебил.

      – Кто сказал?

      – Ты сказал.

      – Э-эм… – Джаред почесал затылок. – Ну ладно, давай хотя бы пончиков пожрём?

      – Отвали, я на площадь. – Я ускорился.

      – Ну нет, приятель… – донёсся в спину голос Джареда. – А ты девчонок предупредил? Ну тех, здоровых, у входа, в чёрных костюмчиках, помнишь таких? Помнишь, что им приказано за тобой тягаться?

      – Займи их.

      – Ше… Чёрт! – Джаред смолк, чуть не выкрикнув моё имя на оживлённой улице. – Дружок! Они уже идут сюда!

      Дружок?!

      – Отвлеки их! – выкрикнул я и перешёл на бег.

      Джаред заговорит кого угодно, так что я был уверен – охрана не побеспокоит, по крайней мере до тех пор, пока не ублажу свой мозг и не докажу ему, что никаких сиреневых волос на той площади нет. И я был прав – сиреневых волос там не оказалось. Волосы были ярко-красными. И принадлежали ей.

      Тейт.

      Гибсон, маленький усилитель, стойка с микрофоном и Миллер.

      Все звуки шумного города выпорхнули из головы, пока я безмолвно стоял в толпе и наблюдал за тем, как она играет. Время замедлилось, толпа растворилась. Остались только я и она. Друг напротив друга. Прям как в этих дерьмовых романтических фильмах, под которые иногда так любит рыдать Джаред. И что-то маленькое, болезненное и едва живое внутри меня вдруг сжалось с беспощадной силой. Меня буквально скрутило в тугой узел при виде её лица, воздух вдруг показался невыносимо тяжёлым, сухим и горячим. Казалось, ещё вдох – и лёгкие взорвутся двумя красными воздушными шарами.

      Ненавижу эти ощущения. Ненавижу себя.

      Ненавижу Миллер!

      Её светлая кожа искрилась в лучах весеннего солнца. Ветер раздувал непослушные волосы, вознося к небу. Глаза закрыты, а умиротворение на прекрасном и самом красивом на свете лице казалось сказочным. Она парила. Прямо сейчас, в эту минуту. Она и её музыка. Я чувствовал это. Я видел, как тесно они связаны невидимой нитью. Её голос проникал в самое сердце, заставляя его биться чаще… И болеть. БОЛЕТЬ! Невыносимо, убийственно-мучительно. И я не хотел этого чувствовать. Ничего не хотел.

      Потому что нет у меня больше сердца. А это жалкое предательское существо в моей груди больше никогда не дождётся от меня, чтобы я пошёл у него на поводу.

      У чего? У чувств.

      Чувства… Что это за дрянь вообще такая?

      Я не должен был её видеть. Я дал себе слово… Этого никогда не произойдёт