Гуслицы и гусляки. Владимир Гиляровский

тарался догнать змею и убить ее, после чего срезывал палку, расщепливал ее, втыкал в землю и вешал змею.

      – Для чего это ты делаешь, Василий Степанович? – спрашивал я его.

      – За кажинную змею, кую убьешь, сорок грехов прощается, – отвечал он, крестясь.

      – Хорошо. А вешаешь ее зачем?

      – Никак нельзя без этого, ее оживят свои, заслуга пропадет.

      – Кто это свои?

      – Царь ихний, змейный.

      – Какой царь? – удивился я.

      – Змейный царь: он большой змий, белый, будто высеребрен, глаза словно яхонт, красные, и на голове золотая корона, а живет этот змий в земле, и все знает: где, к примеру, змея убита, он в минуту там – зашипит, зашипит, и змеи разные к нему со всех сторон сбегутся. А у царя на голове, под короной есть живая и мертвая вода. С правой стороны живая, с левой – мертвая. Змеи этой воды на жигалище (жало) из-под короны достанут и помажут убитую – сначала мертвой, от которой раны зарастут, а потом живой глаза помажут, и змея оживет. Вот для этого ее и вешают, чтобы достать нельзя.

      – А кто это тебе говорил?

      – Все знают; в книгах так писано.

      – Да ведь в книгах и врут частенько.

      – Нет, барин, в книгах не врут, которые настоящие книги, а вот в газетных книгах врут.

      – В каких газетных?

      – Которые примерно из газетов печатают.

      – Не понимаю, объясни!

      – Сейчас. Об Чуркине: сперва в газетах писали, потом из этого в книгу напечатали, и все вранье: там пишут убивства да убивства, а Вася Чуркин отродясь никого не убивал, потому он был человек не такой, чтобы убить… Это они зря пишут. Вот другой его брат, Степка, по прозвищу Михалкин, который теперь в Московском остроге сидит, – тот хуже! А Вася что!.. Вася добрый, царство ему небесное!