День святого Валентина. Время не лечит, оно учит жить с болью. Наталья Попова

показав неприличный жест, добавила, – Вот вам! Выкуси вместе со своей мамашей! Она мне жизнь загубила, а я, значит, еще за это ей и заплатить должна? Вот хрен вы угадали!

      От такой неслыханной дерзости онемели все: и Славик, и Евдокия. А Тома, вытерев кровь с лица и поправив растрепавшиеся волосы, бросила, направляясь к выходу:

      – Ты со своей мамашей можешь поступать, как знаешь, а я умываю руки. Хватит, натерпелась! Пожила Золушкой в вашем доме, пора и честь знать. У меня и свое жилье есть! За вещами после приду. Счастливо оставаться!

      Но переступить порог она не успела. В два прыжка настигнув жену у самого выхода из комнаты, он сгреб ее в охапку и принялся месить, как боксерскую грушу. Остановил этот приступ безумия, вошедший в дом с улицы и вовремя вмешавшийся, отец.

      – Ну, будет, будет тебе! Еще до смерти забьешь! Хватит! Остынь! – увещевал он сына, обхватив железными объятиями.

      Тамарочка, как истрепанная кукла, окровавленная и в разорванной одежде, лежала на полу без сознания.

      – Гляди, что наделал! Не до смерти ли забил? А ты что, чувырла старая смотришь? Добилась своего? Теперь вместе за убивство в тюрьму пойдете! У, злодеи! Какую девку извели! – с горечью бросил вечно молчаливый отец и еще раз, для верности, встряхнув сына, отшвырнул его в сторону.

      И как будто пелена спала с глаз ревнивца. Он вдруг с ужасом увидел, что Тамарочка лежит без движений и, похоже, не дышит. Он бросился на колени перед ней, стал щупать пульс, искать признаки жизни в бездыханном теле и причитал как кликуша:

      – Господи, что же я наделал? Неужели я убил ее? Томочка, открой глазки, любимая моя! Прости меня, Томочка! Я с ума сошел от ревности! Мама, неси воду, вызывай скорую!

      Мамаша, понятное дело, тоже струхнула. Но только не из-за того, что Томку убили. Главное, что сынок замешан! Неужели и вправду в тюрьму из-за этой стервы сядет? Забыв про больные руки и ноги, она скоренько притащила ведро с водой и стала тщательно замывать следы крови на полу.

      – Ты что, мама? Рехнулась что ли? – заорал на нее сынок. – Я тебе сказал для Томы воды принести, а ты с полами занялась! Воды мне дай, может в чувство удастся привести!

      – Так ведь, сынок, надо полы замыть! Если милиция придет, скажем, что такая пришла, что, мол, по дороге избили! – предложила свою версию мамаша.

      – Эх, мама! – с горечью произнес Славик, – Ей совсем плохо, может, я ее убил! А тебе, похоже, хоть бы хны.

      – Твоя правда, сынок. Не за нее, за тебя сейчас переживаю, – отрезала Евдокия Петровна. – Не ровен час, нагрянут, а тут мы во всей красе. Брось ее, руки иди вымой, да переоденься. Одежду в печь кинь, хорошо, что топится. Пусть горит, новое справим, – четко отдавала распоряжения мать.

      Но Славик сбегал на кухню за водой и чистым полотенцем, обмыл кровь с лица и рук жены, брызгал ей в лицо и пытался привести ее в чувство. И, когда Томочка слабо застонала, он обнял ее и с облегчением выдохнул:

      – Слава богу!