Полная темнота. Юрий Собещаков

Афганистан, Чечня, Дагестан с Ингушетией? Да ничего подобного. Казарма, каптёрка, столовая. Вот мои боевые шрамы откуда.

      – Вот это мой первый. Я получил его ещё лейтенантом. Сейчас расскажу. – Огонёк злорадно заулыбался.

      – Пришёл рано утром в подразделение проконтролировать подъём. На команду дежурного по роте солдаты не отреагировали. Пришлось команду продублировать самому. После этого почти все встали, но человек десять лишь накрыли головы подушками. Я, недолго думал, схватил пудовую гирю и навесом бросил её на живот одному из «дедов». Тогда даже не подумал о том, что могу убить. Нужно было их «ломать», иначе они сели бы мне на шею.

      Солдат закричал убедительно громко. Гиря сломала ему несколько рёбер. Дембеля поднялись и построились, но про гирю не забыли. Через неделю я застал их в каптёрке за игрой в карты, только я попытался возмутиться, как тут же получил удар пряжкой от ремня по голове. От удара я упал на пол, и они долго били меня ногами.

      Ни командир роты, ни комбат в это дело встревать не стали. Посоветовали мне проучить их самому.

      Последний месяц службы тех дембелей я бил их в своей ротной канцелярии почти каждый день. По одному.

      Второй шрам получил на полевых занятиях, кухонным черпаком. Ударили сзади. Я до сих пор не знаю кто.

      После десяти лет такой службы я решил, что хватит пить коктейль из смеси двух родов войск. Хуже службы придумать было невозможно.

      Офицером химической защиты хорошо быть только в авиации. Лётчики даже стих сложили:

      Кому живётся весело, вольготно в ВВС?

      Начальнику химической,

      Начальнику физической,

      Партийно-политической

      И службе ПДС. (Парашютно-десантной службе)

      – Во всех других родах войск быть химиком это полная труба, – он задумался на несколько секунд и вдруг спросил. – Вы себе представляете, что такое огнемётные танки?

      Мы не имели ни малейшего представления о чём он говорил.

      – Ясно, – взор его как будто устремился в пустоту. – Они были у нас в полку. Одним словом это был перебор.

      Виделись с ним мы редко, учился он на другую специальность и наши пути почти не пересекались. И всё же, невзирая на мимолётность наших встреч, я успел заметить, что Огонёк был очень набожным. Было в этом что-то противоестественное, очень неожиданное для человека его профессии.

      Мыслимое ли дело, чтобы наёмник, бывший красный командир, не ругался матом?

      Не пил спиртное? Не волочился за юбками?

      Я пару раз пытался вывести его на откровенный разговор о причинах такой душевной перемены. Он, как мог, уклонялся от ответа, но я его дожал. Огонёк признался мне в том, что к богу его повернула последняя гражданская работа. Перед поступлением в в нашу школу он руководил бригадой собирателей трупов, в метрополитене одного крупного Западного города.

      В одну из суббот я не обнаружил в баре старину Богдана. Прождал его целый день. На Серёгу я не рассчитывал, тот он был занят одной курсисткой, лет на пятнадцать