Заложница Карла Великого. Герхард Гауптман

пока. Хочу поговорить я с глазу на глаз с нею. Теперь ты понял?

      РОРИКО (изумленно). Да, государь.

      КАРЛ. Так поспеши, пока я не раздумал.

      РОРИКО. Прости – в чем порученье?

      КАРЛ. Вот в чем: или и приведи сюда мне Герзуинду – одну. Будь только ты при ней – никто другой пусть не приходит. Сделай это без шума. как ты умеешь… Затем, едою подкрепившись и душу освежив, пойду я на охоту.

      (Слуги приносят на серебряном столике завтрак Карлу; другие вносят воду для омовения рук в серебряном кувшине и серебряный таз. Капелян, не прежний, а другой, вносит фолиант, который ставит на пюпитр и открывает. Рорико уходит с поклоном. Ученик придворной школы, мальчик лет шестнадцати, становится возле Карла, держав руках дощечки для писания. Карл садится на кресло; ему пододвигают столик, льют воду на руки и капелян откашливается, намереваясь начать чтение)

      КАРЛ (делая знак рукою капеляну). Нет, сегодня читать не будем Августина.

      (Капелян удаляется, поклонившись. Король Карл садится за еду)

      КАРЛ (во время еды). Ну что, скажи мне, мальчик: не трещал сегодня потолок, как прошлой ночью, по твоим словам? Что это значит? Ужели стены рушатся в дворце, не дожидаясь, чтобы сокрушил их датчанин Готфрид? Что шепчут прорицатели? Что сочтены дни короля? Конечно, сочтены – как ваши, как сочтен и волос каждый на глупой голове твоей. Запиши: король наш Карл, в теченьи долгой жизни своей, раз десять становился старым и снова молодым. А умрет он, когда на то Господня воля будет – а не тогда, когда в дворце треск потолка услышат.

      (Рорико вводит снова Герзуинду, разговаривая с ней. В противоположность своему первому появлению, она теперь по-детски оживленна и весела. Услышав голос Карла, она внимательно прислушивается)

      КАРЛ (слегка смущенный). Вот это хорошо! Хвалю! Я вижу, ты пришла открыть мне одному – и даже Рорико, я думаю, тут лишний – твои желанья и тревоги, чтоб мы вдвоем решили, как к лучшему все изменить. (По его знаку все, кроме Герзуинды, удаляются. Оставшись с нею наедине, он продолжает) Говори без всякого стесненья, Герзуинда.

      ГЕРЗУИНДА (с серьезным, несколько выжидательным, лукавым выражением лица). Хочу свободной быть!

      КАРЛ. Ну да, ты хочешь… Тянет тебя на родину, в леса, где на стволах старинных буков висят еще изображенья языческой богини Фреи, а не Марии, матери Господней. Вернуться к дяде дикарю ты хочешь…

      ГЕРЗУИНДА. О, нет! Хочу я быть свободной и от дяди.

      КАРЛ. Что? Ведь ты рыдала тут в его объятьях.

      ГЕРЗУИНДА (пожимая плечами). Я плакала, чтоб он не огорчался. К тому же…

      КАРЛ. Что: к тому же? Продолжай…

      ГЕРЗУИНДА. К тому же, когда плачут старики, готова я рыдать… чтоб не расхохотаться.

      КАРЛ (отталкивая от себя столик). Что ты сказала?

      ГЕРЗУИНДА. Только правду. Больше ничего.

      КАРЛ (опять спокойным тоном). Дитя… Но если вникнуть в то, что ты сказала – и как сказала… Отвернув лицо, чтобы не видеть, кто предо мной стоит, я слышу голос – совсем не детский. Повтори, чтоб понял я, чего ты хочешь.

      ГЕРЗУИНДА