Зонтик царевны Несмеяны. Елена Настова

видишь…

      Мы вышли на улицу, дошли до остановки. На пятачке под автобусным расписанием я остановилась. Ника сказала:

      – Мне очень жаль… что ты попала в такое время…

      – Если бы у тебя был телефон, я бы предупредила. Хоть бы мобильный включила…

      – Всё равно… – В голосе Ники слышался упрёк.

      Она помолчала. Потом сказала:

      – Он не всегда такой.

      Ника смотрела перед собой, лицо у неё было замкнутое.

      – Не всегда. Трезвый он нормальный.

      – А… – запнулась я.

      – Я хочу тебя попросить: ты не говори никому о том, что здесь…

      – Ну что ты.

      – Не говори, – повторила она.

      – Обещаю. Спасибо тебе…

      – Не стоит. – Ника махнула рукой и пошла к своему дому. Я смотрела ей вслед, пока она не свернула за угол магазина, в котором я покупала торт. В спортивных штанах, носках в красно-белую полоску и домашних тапках Ника выглядела незнакомо и пугающе. Я подумала, что она такая же, как и прежде, и по-прежнему проста той простотой, про которую говорят: воровства хуже.

      И всё-таки такого кошмара, как пьющий муж, Ника не заслуживала.

      В начале лета Ника две недели провела в Москве. Она готовила репортаж с автомобильной выставки, где у неё случился роман с кем-то из делегации крупной компании. Наташа, встретившаяся с Голубевой после её возвращения, рассказывала, что это был состоятельный человек, который потратил на Нику кучу денег, и что Ника изменилась.

      «Ты даже не представляешь, как она изменилась», – сказала Наташа.

      Ника приехала похудевшая, с кругами под глазами, и решительная, как самурай. Жизнь, вследствие несчастья мужа и его пьянства, сузившаяся было до бесконечной тягостной колеи, вновь распахнулась перед ней многообразием дорог.

      Работа и имидж, который Голубева создала себе после конкурса, виделись ей засовами, запирающими дверь в детство, а брак с известным журналистом обозначил перспективы достижения популярности. После несчастья с мужем, она ещё не нашла способа вернуть потерянный старт, зато обнаружила, что существуют не учтённые ею козыри – такие, как молодость и кокетство. Это открытие её перевоплотило. Ника провела рейд по парикмахерским и косметическим салонам, обновила гардероб. Меня озадачил её стиль: платьица с жабо и воланами, глубокие разрезы, юбки в пол; декольте и яркие помады. К тому же она полюбила рассуждать о сексе. У неё появилась привычка ронять между делом фразы, типа: «Мужики, они вообще…» или «Секс – это…» При этом она пристально глядела на собеседника и многозначительно улыбалась.

      – Ты знаешь, а ведь она придумала новую игру, – заметила как-то Наташа. – Называется: светская львица местного разлива.

      Она была права: Ника ожила. Тем не менее общаться с ней стало ещё тяжелее.

      Однажды, когда я думала о Голубевой, мне пришло в голову, что я ни разу не слышала, как она говорит о чувствах, мужчинах. Даже в институте, когда она восторгалась мальчиками из местных рок-групп, это выглядело так, словно они были книжными персонажами. О сексе она тоже не