Тысяча и одна ночь. Эпосы, легенды и сказания

им по-арабски (горе мне, если бы этот прекрасный голос раздался при чтении Корана!). Хотите, войдите в монастырь, спрячьтесь там, пока не придёт туда Дикьянус и с ним его дочь, и возьмите её, – она годится только для царя времени – Шарр-Кана или для царя Дау-аль-Макана».

      Услышав её слова, все обрадовались, кроме везиря Дандана, который не поверил старухе, и слова её не вошли в его ум, но он побоялся заговорить с нею из уважения к царю. И он был смущён её словами, и на лице его виднелись признаки недоверия, а старуха Зат-ад-Давахи сказала: «Я боюсь, что приедет патриций и увидит эти войска на лугу и не осмелится войти в монастырь». И султан велел двинуть войска по направлению к аль-Кустанинии. И Дау-аль-Макан сказал: «Я хочу взять с собою сотню всадников и много мулов, и мы отправимся к той горе, чтобы нагрузить их богатствами, которые в пустыни».

      А затем он послал в тот же час и минуту к старшему царедворцу и велел ему явиться к себе, а также призвал начальников турок и дейлемитов и сказал им: «Когда настанет утро, отправляйтесь в аль-Кустантынию, и ты о вельможа, будешь замещать меня при решениях и планах, а ты, Рустум, заменишь моего брата в бою. Не давайте никому знать, что мы не с вами, а через три дня мы нагоним вас».

      Затем он выбрал сотню всадников из храбрецов и удалился вместе со своим братом Шарр-Каном, везирем Данданом и сотней конных. И они взяли с собою мулов и сундуки, чтобы везти деньги…»

      И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девяносто шестая ночь

      Когда же настала девяносто шестая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что Шарр-Кан и его брат Дау-аль-Макан, везирь Дандан и сто конных поехали к монастырю, который им описала проклятая Зат-ад-Давахи, и взяли с собою мулов и сундуки, чтобы везти деньги. А когда наступило утро, старший царедворец крикнул среди войск клич о выезде, и войска двинулись, думая, что Шарр-Кан, Дау-аль-Макан и везирь с ними, и не зная об их отъезде в монастырь.

      Вот что было с этими. Что же касается Шарр-Кана, его брата Дау-аль-Макана и везиря Дандана, то они простояли на месте до конца дня, и нечестивые люди Зат-ад-Давахи ехали тайком, после того как вошли к ней, поцеловали у неё руки и ноги и попросили разрешения уехать. А она позволила и велела им устроить какие она хотела хитрости. Когда же спустился мрак, старуха поднялась и сказала Дау-аль-Макану и его людям: «Идёмте со мной на гору и захватите немного войска!» И они повиновались и оставили на склоне горы пять всадников, а остальные пошли впереди Зат-ад-Давахи, которая окрепла от большой радости.

      И Дау-аль-Макан говорил: «Да будет превознесён тот, кто дал силу этому подвижнику, равного которому мы не видели».

      А кудесница послала царю аль-Кустантынии письмо на крыльях птицы, осведомляя его о том, что случилось, и в конце письма она говорила: «Я хочу, чтобы ты послал мне десять тысяч всадников из румских храбрецов; пусть идут крадучись по склону горы, чтобы их не увидели войска ислама. И, придя в монастырь, укроются там, пока я не явлюсь