Пятнадцать жизней Гарри Огаста. Клэр Норт

не было дома. Именно тогда у меня впервые возникло подозрение, что я не являюсь ему родным сыном.

      Когда Харриет Огаст умерла в моей третьей жизни, на похороны собралась вся семья Халнов. Мой приемный отец произнес короткую надгробную речь. Я стоял рядом с ним – семилетний мальчик, одетый в черный пиджачок и брюки, принадлежащие моему кузену Клементу Халну. Он был на три года старше меня и в моих предыдущих жизнях любил задирать меня в те моменты, когда вспоминал о моем существовании. Констанс Халн, тяжело опираясь на трость с ручкой из слоновой кости, сказала несколько слов о верности Харриет своему долгу, о ее порядочности и силе духа и выразила сочувствие членам семьи усопшей. Александра Халн сказала, что я должен крепиться. Виктория Халн, наклонившись, поочередно ущипнула меня за обе щеки, вызвав у меня безотчетное желание укусить ее за обтянутые черными перчатками пальцы. Рори Халн молча смотрел на меня. Точно так же он смотрел на меня на похоронах Харриет в моей первой жизни. Его взгляд был слишком пристальным, но тогда я, мальчик в одежде с чужого плеча, был подавлен горем, которое никак не мог выразить, и потому не обратил на это внимания. В третьей жизни я поймал этот его взгляд и увидел в нем, словно в зеркале, самого себя – точнее того, кем я стану.

      Вы знали меня не во все этапы моей жизни, поэтому позвольте мне описать себя более подробно.

      В раннем детстве волосы у меня были рыжеватые. Со временем они несколько изменили свой цвет и приобрели оттенок, который доброжелательные люди, вероятно, назвали бы золотисто-каштановым. Однако на самом деле моя шевелюра была самого настоящего морковного цвета. Это было заложено в моих генах, которые также обеспечили мне хорошие зубы и идеальное зрение. В детстве я был довольно тщедушным ребенком и ростом уступал большинству своих сверстников – виной тому была не столько наследственность, сколько плохое питание. Однако когда мне исполнилось одиннадцать, я начал быстро расти. Так продолжалось до пятнадцати лет. К этому времени внешне я, к счастью, уже выглядел как большинство восемнадцатилетних юношей.

      В молодости я носил довольно неопрятную бороду – такую же, как мой приемный отец Патрик. Через некоторое время, однако, я понял, что это сопряжено с рядом неудобств, и стал регулярно бриться. В результате выяснилось, что я очень похож на своего родного отца. У меня были такие же, как у него, светло-серые глаза, маленькие уши, кудри и довольно крупный нос, в пожилом возрасте подверженный частым насморкам, гаймориту и прочим неприятностям, – пожалуй, худшее из того, что досталось мне на память от Рори Хална. Выглядит мой нос, должен признать, не лучшим образом. Дело тут не в его размере, а скорее в форме. Он слишком вздернутый – настолько, что это кажется несколько неестественным. Не раз случалось так, что малыши, увидев его, начинали плакать, поскольку на картинках в детских книжках такие носы часто бывают у колдунов и злых волшебников. В старости мои волосы стали совсем седыми и цветом напоминали