Смотрящий по неволе. Александр Логачев

эффектом. Сидящий напротив, поджав лапки, майор был похож на червивого масленка. Маленький, мятый, сопливый.

      – Ну что, будем кильку шкурить или по-хорошему добазаримся? – не глядя в позорные глаза мента, вкрадчиво спросил Шрам.

      – Лучше по хорошему! – взмолился мокрый от пота, как выползший на морской берег тюлень, Иваныч.

      – Вот и лады, – по-доброму улыбнулся Иванычу Сергей Шрамов, только руки не подал.

      Так отряд Шрамова увеличился еще на полчеловечка, но не это подмывало Шрама сразу после отчаливания майора заглотить стакан водки.

      Оказывается, шурша с огоньком на поляне, как пахарь, он лил воду на чью-то неродную бычью мельницу. И даже хуже. Ведь до сих майорских откровений Сергей сам – лох отстойный – не дознался, что у нефтекомбината мерещатся новые хозяева. И еще чуть-чуть, и Шрам опоздал бы на поезд.

      И еще парочка таких промахов, и можно идти топиться в местную речку-вонючку.

      Если Сергей хочет успеть, ему нужно придумать нечто нестандартное. Ему предстояло развестине только все здешнее бычье царство, а и иностранный капитал. Задачка из области высшей математики. Без стаканов чужой и своей крови не разберешься.

      Глава 6

      «Это ж даже хорошо, что пока нам плохо!» —

      Говорил земеля мой Скокарев Алеха, —

      «Если в жизни нету фарта, ты гуляй в кабак.

      Погуляешь, покиряешь – будет все ништяк!»

      «Это ж даже хорошо, что пока нам плохо!» —

      Говорил земеля мой Скокарев Алеха, —

      «Если долго нету фарта и кругом долги,

      Ты хватать за хвост удачу все же погоди!»

      Она опустила гитару и стала похожа на уставшую чайку, севшую передохнуть на снасти проходившего мимо корабля. За ее спиной, как море в бриз, слабо волновался занавес. Девушка целиком отдала себя песне, и теперь ей нужно было время, чтобы собраться с силами и запеть снова.

      Кто-то в зале обращал на нее ноль внимания, шевелил вилкой и ножом, будто мясная муха лапками, да не забывал подливать в рюмку дорогое пойло. А кто-то оставил сохнуть буженину под соусом «Арабески» и початую бутылку шато; кто-то, как и Шрамов, выслушал жестокий романс на едином вдохе и все еще находился во власти щемящих слов. Но в отличии от прочих, завороженных сочиненными в России, которую мы прозевали, рифмами, Сергей Шрамов видел певицу не в первый раз в своей жизни.

      Он ее узнал сразу, только появилась на сцене. Это была она. Та, которая мелькнула тогда, на разборке. Фигура оранжерейная. Глаза – карельские озера.

      Наконец, даже вторые стряхнули с себя волшебное оцепенение. Нижний зал ресторана «Дворянское собрание» ожил, загудел, на время забыв про певицу. У каждого имелись дела поважнее. Развязались языки, над столиками поплыли обрывки трепа типа:

      – Че-то у меня труба не трубится?

      – Пальцы широкие, сразу по три кнопки нажимаешь...

      И даже главный папа с балкона на втором ярусе, кивнув девушке лунным бокалом шампанского, дескать, за твое здоровье, моя ненаглядная, зацепился вопросом с соседом. Кажись,