Пепел и страховой бес. Игорь Чубаха

аллейку лип вдоль канала Грибоедова и ларек «Союзпечати» с вешенными под стекло смазливыми ляльками на обложках журналов. Два опавших листа приклеились к мокрому асфальту, два листа уныло танцевали минует в ограниченной гранитом черной воде канала. Двое тянувших под шатром пиво невзрачных персонажей разом с противным скрежетом отодвинули красные пластиковые стулья от шаткого стола и двинулись из летнего кафе прочь. Принципа напрягло, что пиво хмурые граждане не допили, неувязочка. Один вдруг схватил начальника эсеровской охраны за грудки:

      – Это ты, гад, мне квартиру продал!?

      Как ни был Принцип подкован в разборках, здесь на миг стушевался. И невзрачная личность проворно перехватила руки в железный захват. А второй, мать честная, тот самый Пепел, на которого идет охота, пискнул объявившимся в ладони автомобильным брелком.

      Люк на крыше авто плавно пополз вверх, в окне мелькнула перекошенная удивлением рожа Савинкова. И тот самый Пепел, который сейчас должен был чуть поодаль подсаживаться в «Ламборджини» к Лунгину, из просторной спортивной сумки выхватил за холку оскалившуюся грязно-белой шерсти тварь и, будто гранату в амбразуру, швырнул в щель отъехавшего люка.

      Из салона раздались визги, вскрики, звериный рык… и там, где только что маячила физиономия шефа, на стекло брызнула густая струя свежей крови. Не в прок пошло Владимиру Борисовичу переливание. Мимо равнодушно продребезжал трамвай, стайуа сизых голубей, как ни в чем не бывало, прочесывала газон.

      Глава 3. Лечебное голодание

      …О, если разум сохранить сумеешь,

      Когда вокруг безумие и ложь,

      Поверить в правоту свою – посмеешь,

      И мужество признать вину – найдешь,

      И если будешь жить, не отвечая

      На клевету друзей обидой злой,

      Горящий взор врага гасить, встречая,

      Улыбкой глаз и речи прямотой,

      И если сможешь избежать сомненья,

      В тумане дум воздвигнув цель-маяк…

«Если» Киплинг Редъярд

      Во дворе, под козырьком входа в подвал, скучал Пашка Лунгин. Он перетерпел ночь на вшивых матрацах и испытывал могучее камильфо от того, что с утра не принял душ. Хотя бы зубы почистить… С другой стороны ночевка прошла лучше, чем боялся, никто не пытался развести Пашку на шмотки. Не потому, что в этом дворе баблистый прикид – дурной стиль. Пашка верил, что его берегут, ничего другого этой кодле не оставалось.

      Правда, после уймы колебаний младший Лунгин сам предложил обменяться футболками вожаку, и теперь на Болте красовалась заветная «Феррари», а Мешок донашивал воняющую рыбьим жиром «Гражданскую оборону» – здоровый подхалимаж.

      Уже ночью, укладываясь спать в подвале, Мешок старался не думать о последствиях. Сбежать из дому ему было необходимо. Но в перспективу получения денег от папаши он верил не очень, на семейные чувства не рассчитывал. Словом, он ныкался в этой компании, принявшей его ради скорой и легкой наживы, на птичьих